Книга Крестом и стволом, страница 21 – Михаил Серегин

«Какого Чукалина? – хотел поправить его священник. – Саньку Коробейника, – но передумал. Чукалин так Чукалин. Кого бог ему направит, того он и примет.

* * *

Но бог направил к нему именно Коробейника. Санька тихо вошел, огляделся и присел на лавку рядом со священником. В двери еще раз показалась и исчезла взлохмаченная седая голова Тохтарова, но помешать отцу Василию он так и не решился.

– Ну, здравствуй, Санек, – дернул кадыком отец Василий.

– Здравствуй, Мишаня, – не опуская глаз, ответил Коробейник.

– Под чужой фамилией ходишь? – спросил отец Василий.

– Ты вроде тоже на другое «погоняло» откликаешься, Мишаня. И бороду, я смотрю, отпустил.

– Не хочешь грехи исповедать перед господом своим?

– Я не вызывался, – отрицательно покачал головой Коробейник.

Оба замолчали. Отец Василий не мог «предъявить» Саньке ничего, в конце концов, жизнь и не такие фортеля выкидывает. И все равно ему было очень и очень обидно.

– Я тебя когда увидел, даже не поверил, что такое может быть, – жестко сказал он.

– А ты и не верь, – парировал Коробейник. – Я бы тоже никогда не поверил, что Мишаня Шатун будет в рясе ходить.

– Это другое, – возразил отец Василий.

– И это – другое, – со значением и даже каким-то вызовом в голосе сказал Коробейник.

В коридоре послышался какой-то шум, и Коробейник встревожился, стремительно вскочил и подбежал к двери.

– Тише, – предупредительно показал он священнику рукой. – Подожди, Мишаня, помолчи.

За дверями стихло, и Коробейник вернулся на лавочку.

– Братва говорила, шухер будет. Ты бы шел отсюда, Шатун, я так понимаю, тебе сейчас человеков мочить никак нельзя?

– И что? – сглотнул священник.

– А то! – жестко ответил Коробейник. – Шуруй отсюда, пока не поздно. И «хозяина» с собой прихвати, не хрен вам здесь делать.

Отец Василий ошарашенно смотрел на Коробейника. Это был прежний Санька – сильный, умный и волевой боец. В коридоре снова раздался невнятный гул, а через некоторое время – одиночный выстрел. И снова все стихло.

– Ах, блин! – подскочил Санька и снова метнулся к двери. – Кажется, нам хана! – ожесточенно произнес он.

Отец Василий стремительно поднялся и подбежал к двери. Открыл и выглянул наружу. Конвойного в коридоре не было! А вдалеке, в самом конце длинного коридора, ворочалась и кипела страстями бесформенная черная масса.

– Назад! – оттащил его за рясу Санька. Он был все так же невероятно силен.

– Подожди! Надо к выходу! – без особой уверенности возразил отец Василий.

– Поздно! – выдохнул Коробейник. – Теперь в любую сторону поздно.

И в его голосе послышалось такое отчаяние, что отец Василий почувствовал, как у него на загривке по-звериному поднялись дыбом волоски.

– Что там происходит? – спросил он.

– Я же сказал, шухер! – как отрезал Санька и заметался по комнате, оглядывая углы.

– Что ты ищешь?

– Отстань, Мишаня! Лучше молись, если можешь! – снова отрезал Коробейник, пытаясь оторвать доску от стола. Получалось плохо. Доска скрипела, стонала, но на своем месте держалась крепко.

– Давай, я помогу, – предложил священник, еще не понимая, чего Санька хочет.

– А-а! Не надо! – махнул рукой тот. – Это бесполезно. Ручки-то изнутри все равно нет.

И тогда до отца Василия дошло. Санька хотел заблокировать дверь изнутри, но не подумал, что вряд ли во всем изоляторе найдется хоть одна комната, которую можно закрыть с внутренней стороны. Здесь не было ни ручек, ни запоров. Священник огляделся по сторонам, хмыкнул и подошел к сварочному аппарату.

– А если этим? – спросил он. – Ты абсолютно уверен, что нормально уйти уже невозможно?

Но вместо ответа в коридоре закричали так отчаянно, так страшно, словно из человека заживо тянули жилы. Санька метнулся к агрегату, опустил рубильник вниз, прислушался и схватил кабель.

– Давай электрод! – крикнул он.

– Здесь нет электродов, – покачал головой священник. – Тохтаров приказал все вынести, – он уже понял, что Коробейник задумал заварить железную дверь изнутри.

– Ладно, хрен с ним, – сплюнул Санька. – Я и так прихвачу, прямо держаком! Добавь там оборотов!

Отец Василий кинулся к аппарату и отчаянно закрутил рукоятью, добавляя тока. Санькина идея была абсолютно верной. И если он прав и за дверями начался бунт, самым лучшим было бы замуроваться здесь глухой стеной в три-четыре кирпича. Но можно и просто прихватить дверь сваркой.

В коридоре раздались несколько выстрелов, один за другим, крик, еще выстрел, но Коробейник уже протянул кабели к самой двери и даже подвел массу, прижав ее к металлической поверхности ботинком. Но свежеокрашенная кузбасслаком дверь тока не проводила.

– Суки! – заорал кто-то в коридоре. – Мочи их! – и сразу же раздался топот ботинок. Дверь распахнулась, и в комнату влетел… Тохтаров. Майор зажимал правой рукой рану в боку, а пальцы его и китель были в крови. Начальник СИЗО захлопнул дверь и кинулся к столу. Похоже было, что пистолета у него не было, а сам он уже и забыл, что несколько часов назад лично распорядился вынести отсюда все железное, и защищаться ему теперь просто нечем.

Коробейник проводил его взглядом и тут же возобновил свои попытки приладить массу. Затрещали искры, и буквально за пару секунд до того момента, как дверь задергали снаружи, он уже положил первый шов.

– Открой, гнида! – страшно заорали снаружи. – Открывай, я сказал!

– Хрен тебе, а не мороженое! – внятно произнес Коробейник и прихватил железную дверь к такому же металлическому косяку и в средней части.

– Что происходит?! – кинулся к Тохтарову вышедший из ступора священник.

– Бунт, – тихо произнес майор, стягивая китель. Ему было очень больно.

– Давайте я подсоблю, – предложил отец Василий, принял китель и помог расстегнуть зеленую офицерскую рубашку. – Что здесь у вас?

– Пустяки, жить буду, – через силу улыбнулся Тохтаров и посмотрел в сторону двери. – С кем это вы?

Отец Василий судорожно принялся вспоминать новую фамилию Коробейника, но в голову ничего не приходило – фамилия начисто вылетела из головы. Санька был и оставался для него просто Санькой Коробейником, самым надежным боевым товарищем на свете.

– Задержанный Чукалин, – представился майору Коробейник. – Что тут у вас? Помочь?

– Пустяки, – уже спокойнее улыбнулся Тохтаров. – Кишки целы и ладно.

– У вас ребро сломано, – покачал головой священник.

– В живых бы до утра остаться, – покачал головой Тохтаров. – Они всех моих конвойных порезали. Один только Пшенкин живой и остался, закрылся у себя в комнате, даже меня не впустил, гнида!