Онлайн книга «Здравствуй, земля героев!»
|
«Да? – спросил другой голос, ехидный и требовательный. – А дакини в подземельях бывают? А порталы? Проволока поверх одеяла?! Вставай немедленно! Будешь лежать – сама станешь как тот вагоновожатый!» «Мамочки… – это уже третий (или третья? Голоса-то ее, Тайкины!), – и все это из-за Вельки-обормота!» Холодок в затылке рос, заставляя неметь щеки. Тая, наверное, вновь провалилась бы в беспамятство, если бы не острая боль в подбородке. Что-то впилось в кожу, не давая покоя. Тая скосилась вниз так, словно хотела сдуть муху с подбородка. Щеку царапала грубо скрученная проволочная петля. Избавиться от нее можно было лишь отогнув или отрезав. Отрезав? А это мысль! Отчаянно изогнувшись, Тая оттолкнулась ногами от спинки. Черный город размазался в кругоцветье огней. От удара перехватило дыхание. Несколько энергичных рывков – и девочка выкатилась в опасную близость к рельсам. Теперь времени терять нельзя. Между рельсом и булыжником светилась тонкая щель; после двух неудачных попыток Тая пристроила туда петлю. Трамвай приближался. «Тормозить не будет, – решила Тая. – Интересно: когда по шее колесом – это больно?» А еще в голове крутилось дурацкое «травмай» – среднее между «травмой» и «трамваем». Трамвай несся во весь опор. Огненные змейки-гонцы почти коснулись ее, когда девочка ушла в сторону. «Петля не на рельсах!» – вспыхнула отчаянная мысль. Трамвайные подножки мелькнули над головой. Выгнувшись, Тая рванулась к колесам – словно хотела поцеловать. Удар. Металлический щелчок. Неодолимая сила швырнула ее на рельсы. Все произошло настолько быстро, что девочка не успела даже испугаться. Так и лежала поперек путей, глядя на черную глыбу удаляющегося трамвая. Проехав несколько метров, тот затормозил и распахнул двери, поджидая пассажиров. Ну уж нет. На этом пусть дураки ездят! Тая уселась на мостовой, поджав ноги. Проволочная спираль с тихим звоном раскручивалась вокруг нее. В груди сделалось легко, так легко, будто прошла многолетняя простуда. Кто ж мог подумать, что дышать – это так приятно? Правда, долго разлеживаться опасно. Вдруг вернется тот, кто бросил ее связанной на скамейке? Короткими перебежками Тая ринулась к фонарю. Ноги, до этого стывшие от напряжения, вдруг стали послушными и легкими. Одеяло висело бессмысленной тряпкой. Тае вдруг захотелось, чтобы оно развевалось, словно плащ или пиратский флаг. – Эгей! – закричала она, взмахивая одеялом над головой. – «Синко Льягас» наш! Пушки к бою! Трамвай постоял немного и двинулся дальше. Бессмысленный и терпеливый катафалк, подумала Тая. Ей было хорошо. Боль в голове куда-то исчезла. Уши и лоб горели, но уже нестрашно. Тая прижалась щекой к водопроводной трубе и блаженно затихла. – …записывай, Танечка, записывай, – донеслось откуда-то сверху. – Декорация «Трамвай запретного маршрута», инвентарный номер ДэУ пятьдесят три ни к кинкару не годится. – Так и писать: «ни к кинкару»? – поинтересовался девичий голос. – Так и пиши, – ответил первый. – Звук не отрегулирован, леденящие душу вопли практически не слышны… – …а мне нравится. – И мне нравится. Без воплей лучше. Но Бат нас что поставил проверять? – Комплектность декораций. – Именно. Пиши дальше: анимация скелета ужасна. Тая посмотрела вверх. Слова доносились из окна, что едва светилось над ее головой. В кустах черной ирги нашлась вызывающе алая табуретка. Приставив ее к стене, Тая заглянула в комнату. М-да… Скудненько хозяева живут. Пол грязный, лампочка тусклая… У стены неоновыми огнями переливается плазменная решетка тюрьмы. Девушка мультяшного вида на стуле. Матроска, огромные глазищи – Тая сразу опознала в ней кавайку. – …анимация, – записала кавайка в блокноте и поинтересовалась: – Север, а что такое анимация? – Вид синтетического искусства. Пиши дальше… – Нет, погоди! Выходит, у скелета искусство неправильное? Что-то я не понимаю. – А тут и понимать нечего. Тоже мне искусство… Пиши дальше: отрегулировать точку остановки трамвая. Промахивается чуть не на полвагона. – А мне нравится. Это как… ну, если бы судьба промахнулась. Прислала трамвай смерти, но не тебе. – Философствуешь много, Танечка. А нам пугать надо, а не грузить. За решеткой зашлепали карты. Узник то ли пасьянс кидал, то ли гадал на дорогу дальнюю, кинкаров интерес – бог знает. В глубине комнаты приоткрылась дверь. Ни кавайка, ни узник этого не заметили. Танечка надулась: – Я же как лучше хочу! Чтобы возвышенно, чтобы поплакать. Вот бы… знаешь, Ир, о чем я мечтаю??? В пьесе сыграть. Чтобы парень и девушка и у них любовь. Только не как у Бата. И чтобы не Лисенок играла, а я – в таком оранжевом платьице с блестюшками. Или нет! В шикарном вечернем коктейле, с меховыми выпушками, все такое летящее… Дверь открылась пошире, и Тая увидела своего спасителя. Тот хитренько улыбался: тоже, видимо, подслушивать любил. «Итальянец» бесшумно втек в комнату и спрятался у вешалки. – …а парень, – продолжала кавайка, – чтобы не мерзавец с замашками садиста, а… Шлепки карт прекратились. – Извини, Танечка, – оборвал ее человек в клетке. – Валет людей выпал, к гостям. Нас проверять пришли, а мы болтаем. – И, обернувшись к вешалке, позвал: – Эй, Бат, выходи. Мы почти закончили. Кавайка ойкнула и закрыла рот ладонью. «Итальянец» недовольно выбрался из укрытия: – Провидец хренов… Мог бы и промолчать. – А я трепло, Джиакомо, – с непонятной гордостью объявил узник. – Видишь: семерка кинкаров, дама асуров к ней, пика к бубешке. Мое искусство подсказывает, что ты с важными вещами пришел, не просто так. – Простите, а ваше искусство тоже синтетическое? – встряла кавайка. – Как у скелета? – Уймись, Танечка. – Джиакомо поджал губы. – Прочти в словаре статью о синтетике и не мешай беседе. – Простите, сир. Я читаю, читаю, а оно все не лезет в голову… Но директор уже разговаривал с Севером: – Ошибся я, Ириней, – сказал он. – А что такое? – Хреновый из тебя провидец. Твое предсказание едва не загнало меня в гроб. – Ты не нашел портал? – Нашел! Нашел, хороший мой. Но какой-то ублюдок повар отправил меня на склад с ящиком сыра. Сыра, который пахнул как все грязные носки мира. – Могло быть и хуже. |