Онлайн книга «Герои»
| 
												 Черный Доу. Слева от него Кернден Зобатый, справа Хлад, а чуть сзади Щелкун Жужело. Они и целая толпа тяжеловооруженных, с тяжелыми лицами и тяжелыми шрамами карлов. Стая жутковатая, однако взгляд у Доу страшнее. Он темен от гнева, а глаза вылуплены так, что неровен час лопнут. – И это нынче именуется названными? Пара грозных имен, за которыми прячется кто? Пара строптивых слюнтяев! Сделав язык трубочкой, Доу харкнул в грязь между Железноголовым и Золотым. – Рудда Тридуба был сволочугой упрямым, Бетод сволочугой лукавым, Девять Смертей сволочугой злобным, но мертвым ведомо: бывают моменты, когда мне их просто-таки не хватает. То были мужчины! – это слово он с брызгами слюны рявкнул Железноголовому в лицо так, что все поежились. – Когда они говорили что-то, то они, язви их, это и де-ла-ли! Железноголовому подумалось, что неплохо бы на всякий случай отступить, да по-быстрому, учитывая, что оружие Черный Доу держал наготове, а значит, промедление смерти подобно. На схватку с ним его тянуло не больше, чем на схватку с Союзом, а то и меньше. Так что хорошо, что сунуться своим сломанным носом под горячую руку додумался Золотой. – Я с тобой, вождь! – попытался подпеть он. – Всегда и всюду! – Ты-то? – Доу повернулся к нему, презрительно кривя губы. – Ах, как мне, драть твою, повезло! И, оттеснив Гламу плечом, повел своих людей в сторону стены. Оглянувшись, Железноголовый увидел, как на него из-под седых бровей поглядывает Кернден Зобатый. – Что? – сердито спросил Железноголовый. – Ты знаешь что, – с тем же выражением сказал Зобатый. Он протиснулся между Кейрмом и Гламой. И эта пара еще считается боевыми вождями. Или даже людьми, если на то пошло. Хотя, если зрить в корень… Трусость, жадность и себялюбие нынче никого не удивляют. Уж такие времена. – Ах они черви, что один, что другой, – шипел Доу, когда с ним поравнялся Зоб. Доу впился пальцами в старую известняковую кладку; раскачав, выдрал оттуда камень и стоял, напрягая все мышцы. Губы его беззвучно шевелились, как будто он не мог решить, то ли швырнуть каменюку вниз по склону, то ли размозжить кому-нибудь череп, то ли самому садануться об нее лицом. В конце концов он лишь в глухом отчаяньи зарычал и беспомощно сунул камень туда, откуда извлек. – Надо их уничтожить. Может, так я и сделаю. Может быть. Спалю к хренам, обоих. Зобатый поморщился. – Не знаю, вождь, загорятся ли они в такую погоду. Союз внизу скапливался ужасающим числом и, судя по всему, выстраивался в боевой порядок. Рядами. Тьма тьмущая густых рядов. – Похоже, они скоро двинутся. – А чего б им не двигаться? Железноголовый этих гадов считай что сюда пригласил. Доу, ощерясь, поперхнулся влажным воздухом и фыркнул, как готовый к броску бык. Дыхание его исходило паром. – Ты вот думаешь, легко быть вождем? Он повел плечами, словно цепь на шее непомерно тяжела. – Это, считай, то же самое, что волочить сраную гору через дерьмо. Тридуба мне говорил. Говорил, что всякий вождь обречен на одиночество. – Земля все еще за нас, – Зобу подумалось, что надо бы сделать упор на что-нибудь хорошее. – Да и дождь нам в подмогу. Доу лишь нахмурился. – Как только они, черт возьми… – Вождь! Сквозь толпу суровых карлов продирался какой-то паренек в кожушке, темном от сырости. – Вождь! Ричи тяжко приходится в Осрунге! Они взяли мост, сеча идет на улицах! Ему нужно, чтобы кто-то… Ух! Доу схватил его сзади за шею, грубо дернул к себе и повел его голову в сторону Деток и солдат Союза, кишащих внизу, как муравьи в растревоженном муравейнике. – Ты считаешь, у меня есть свободные люди? А, чтоб тебя? Что скажешь? Паренек боязливо сглотнул. – Наверно нет, вождь. Доу отпихнул его, и тот полетел бы с ног, если б его сзади не подхватил Зобатый. – Скажи Ричи, пусть держится как может, – бросил Доу. – Может, какая-то помощь и подойдет. – Скажу, обязательно скажу. Паренек спешно попятился и вскоре затерялся в толчее. На Героях воцарилось траурное спокойствие, разбавляли которое лишь разрозненное бормотание, тихое бряцанье амуниции да пошлепыванье дождя о металл. Внизу, на Детках, кто-то затрубил в рожок – печально-задумчивую мелодию, под стать дождю. Или просто мелодию, а траурно-задумчивым был он сам, Зоб. В раздумьи, кто из здесь присутствующих до заката скольких убьет, а кто сам погибнет. Кому на плечо ляжет хладная рука Великого Уравнителя. Может, и ему самому. Он прикрыл глаза и невольно пообещал себе, что если из всего этого выберется, то непременно уйдет на покой. Обещал, как дюжину раз прежде. – Ну что, похоже, время близится. Чудесница протянула руку. – Эйе, – Зоб взял ее, потряс, оглядел лицо спутницы – упрямые скулы, черную от сырости щетину волос и длинный белый шрам сбоку. – Только не умирай, ладно? – И в мыслях нет. Держись поближе, и я постараюсь, чтоб ты тоже как-нибудь сдюжил. – Добро. Они взялись наперебой схватываться ладонями, шлепать друг друга по плечам и спинам – последняя минута братания перед кровопролитием, когда чувствуешь себя спаянным с товарищами больше, чем с родней. Зоб сцепился руками с Фладдом, Легкоступом, Дрофдом, даже с Хладом; невольно спохватился, где же здоровенная лапища Брека, и тут вспомнил, что тот лежит под слоем дерна. – Слышь, Зобатый. Весельчак Йон. И, судя по досконально знакомому виноватому виду, опять с тем же самым. – Да, Йон. Обязательно им все передам. Ты же знаешь. – Знаю. Они сцепились ладонями, и у Йона дернулся уголок рта – для Весельчака что-то вроде улыбки. Бек стоял безмолвно; темные волосы липли к бледному лбу, он пристально смотрел на Деток, как в пустоту. Зоб взял парня за руку, пожал. – Главное, делай все по-правильному. Держись за своих товарищей, стой со своим вождем, – он подался чуть ближе, – и не убейся. – Спасибо, воитель, – ответил на пожатие Бек. – Где у нас Жужело? – И не надейтесь! – подал голос тот, пробираясь сквозь вымокшую приунывшую толпу. – Жужело из Блая вас не бросит! По причинам, известным лишь ему одному, он снял рубаху и стоял голым по пояс, с Мечом Мечей на плече. – Именем мертвых, – восхитился Зоб, – с каждой новой дракой ты у нас все голее и голее. Жужело запрокинул голову навстречу струям дождя. – Рубаха в таких случаях мне только мешает. Жутко, видите ли, натирает соски.  |