Книга Наша светлость, страница 15 – Карина Демина

В городе опасно.

Но разве мужчины когда-нибудь думают об опасности?

— Здесь ванна есть?

— Да, — Гавин — слабая нить, на которой держится репутация Тиссы — смотрел с надеждой, от которой становилось неудобно. Тисса ведь не героиня баллады, способная чудеса творить.

Она просто кое-что помнит. И очень надеется, что этого хватит.

— Набери воды, чтобы была очень теплая, но не горячая. Еще нужно растопить камин так сильно, как получится. И вина нагреть… и есть пуховые одеяла? Лучше, если два или три…

Тисса попыталась вспомнить, что еще делают в таких случаях.

У мамы точно бы все получилось. Она не знала, что столичные леди не изучают лечебное дело, потому что в столице всегда есть доктор. Только Их Сиятельство с доктором дел иметь не желают.

Еще бы в чувство его привести.

— Ваше Сиятельство, — Тисса позвала, не особо надеясь, что будет услышана. — Вы должны проснуться.

Нюхательных солей прихватить бы… и ее коробку, в которой еще остались кое-какие травы. Багульник точно был. И чабрец, кажется. Липовый цвет не помешал бы. Ромашка.

С травами Тисса разберется позже.

— Ваше Сиятельство… подъем.

Тисса легонько ударила по щеке.

Она, конечно, мечтала отвесить тану полноценную пощечину, но сейчас вдруг стало неудобно. Больных надо жалеть. Ох, но жалость жалостью, а до ванны они с Гавином тана не дотащат. Тяжелый. Тисса попыталась с места сдвинуть и убедилась, что сил ее не хватает.

А вот в балладах героини рыцарей с поля брани тащили… в доспехе причем.

Иногда и за конями возвращались.

И Тисса, наклонившись, мужественно перекинула руку Их Сиятельства через плечо. Запоздало подумалось о гневе, в который придет леди Льялл, увидев грязь на халате… и в этот момент рука ожила, как-то хитро обхватила шею Тиссы и сдавила.

Тисса хотела закричать и не смогла.

Сейчас шея хрустнет и… все.

— Гавин! — рявкнули Их Сиятельство, ослабляя хватку. — Какого хера тут творится?

И сразу орать. Конечно. Именно Гавин виноват во всем, что с таном произошло.

Тисса потрогала шею. Та была на месте. Голова, что характерно, тоже.

И дышать снова получалось.

Все-таки надо было не стесняться с пощечинами. Когда еще такой случай выпадет?

— Доброй ночи, — Тисса на всякий случай отступила от кресла. — Гавин сказал, что вы… заболели. И нужна моя помощь. Вы можете встать?

А когда тан злится — она как-то сразу поняла, что Их Сиятельство и вправду очень-очень злы — глаза его становятся серыми.

— Вы замерзли. И если не согреетесь, то умрете, — добавила она совсем тихо, испытывая одно желание: сбежать.

— А ты, значит, греть пришла?

Вот как с этим человеком нормально разговаривать?

Надо успокоиться. Больные люди грубят, потому что им больно. Так мама говорила. А тану, судя по всему, больно постоянно. Наверное, это возрастное. Но Тисса потерпит. Ее долг заботиться о муже.

Хотя он явно против.

— Греть будет ванна. И вино. Горячее.

Их Сиятельство все-таки соизволили подняться. От помощи Тиссы отмахнулись, пробурчав:

— Ванна. Вино. Женщина. А я не в состоянии…

— Что не в состоянии?

— Ничего не в состоянии. Позор. Гавин!

К счастью, Гавин появился вовремя, чтобы удержать тана от падения. Ну не в одиночку… все-таки зачем тан таким большим вырос? Это крайне непредусмотрительно с его стороны. Может, поэтому в балладах часто упоминают об изящном сложении героев? Таких, наверное, тащить легче. И коням в том числе.

Над ванной подымался пар, и Тисса проверила воду. Ну конечно, оставалось Их Сиятельство только сварить. Ведь сказано же было — теплая, а не горячая. Мама предупреждала, что если вода будет слишком горячей, то сердце может не выдержать.

А у него и так слишком часто бьется.

Пришлось разбавлять холодной.

Их Сиятельство стояли, упираясь руками и лбом в стену. Хорошо, что не говорили ничего под руку.

— У вас голова не кружится? — Тиссе, кажется, удалось достичь нужной температуры.

— Кружится.

— Тошнит?

— Уже нет. Ребенок, иди спать. Я сам управлюсь.

Во-первых, вряд ли управится, во-вторых, Тисса всерьез сомневалась, что сумеет заснуть.

— Вы ведете себя безответственно, — говорить следовало уверенно, но голос предательски дрожал. — И если вы отказываетесь от помощи доктора, то терпите мою.

Вот у мамы получалось разговаривать с больными. Ее все слушались, даже папа. Правда он вечно ворчал, что сам разберется… а мама отвечала, что еще не готова стать вдовой.

— Раздевайтесь, — сглотнув, велела Тисса.

— Для тебя — с удовольствием.

Ох, это не только неприлично. Это недопустимо! Особенно, если с удовольствием. Правда, оказалось, что руки Их Сиятельства не слушаются, и Гавину пришлось стаскивать грязную куртку, а потом и рубашку. Тисса поспешно отвернулась.

Однажды она видела папу без рубашки. Но это было давно! И папа — это же совсем-совсем другое… если бы не разбитый затылок тана, которым предстояло заняться, Тисса немедленно бы вышла.

А получалось, что уйти нельзя. Кто бросает дело недоделанным?

И температуру воды следует постепенно повышать.

Их Сиятельство в ванну не забрались — рухнули, выплеснув половину воды на пол. И на Тиссу — рубашка тотчас прилипла к ногам. А тан заорал:

— Горячо!

— Сидите. Вам так кажется. Вы просто промерзли насквозь.

Тиссе пришлось обернуться. Она пообещала, что смотреть будет только на затылок… ну некоторые обещания крайне сложно сдержать. Спину тана покрывали старые шрамы и свежие синяки темно-лилового, черного почти цвета. Густо. Плотно.

Страшно.

Как он вообще ходит-то?

И не просто ходит, но упершись руками в борта, пытается вылезти из ванны.

— Пожалуйста, потерпите, — Тисса положила руки на плечи и поняла, что удержать его просто не сумеет. — Скоро жар пройдет. Вы должны прогреться. А я — осмотреть вашу голову.

Его трясло, то мелкой, то крупной дрожью, переходившей в судорогу. Но это — хороший признак. Мышцы отходят. Всегда больно, когда мышцы отходят. Их надо бы растереть… Тисса пытается, но это то же самое, что растирать камень.

— Гавин, помоги, пожалуйста.

Помогает. Сосредоточенно, не обращая внимания на шипение Их Сиятельства. И лучше бы кричал в самом-то деле…