Книга Псы господни, страница 83 – Александр Афанасьев

Паломник нащупал перекрестьем прицела автоматчика у машин, прицелился…

Вблизи деревня представляла собой намного более страшное зрелище, чем с пятисот метров в перекрестье прицела.

Пули в стенах и брызги крови, возле многих лежат трупы, в основном подростки, мужчин мало. Разорванные пулями крупнокалиберного пулемета тела боевиков, около одного из них Паломник подобрал автомат – штатная, семидесятая «беретта», довольно ухоженная. Не похоже на оружие бандитов. Много и женских трупов, из домов тянет запахом крови, гудят, вьются над трупами мухи. По улице идет, словно слепая, голая черная женщина, неся в руках труп маленького ребенка…

Паломник почувствовал, что кто-то есть сзади, резко обернулся. Но это был всего лишь ребенок лет семи, мальчик, – он протягивал большую кружку, наполненную водой.

– Сахииб [106] , – сказал он, смотря на Паломника блестящими черными глазами.

– Сахииб… – согласился Паломник и взял кружку с водой.

Сначала к нему опасались подходить. Пусть он помог им, но он был снайпером, а снайперов здесь боялись как огня. Потом трое мужчин подошли к нему, у каждого из них было оружие. Ни одному из них не было и тридцати.

– Приветствую тебя, мужчина и воин, от лица моего народа, – сказал один из них, с черной косынкой на голове.

– Приветствую тебя как воина и вождя своего народа, – ответил Паломник.

– Увы… вождь моего народа и мой дед при смерти, и его судьба – в руках одного лишь Аллаха. Скажи, зачем ты помог нам, белый? Разве ты один из нас?

– Я африканец. Я один из вас.

– Если так… Аллах послал тебя на нашем пути.

– Я пришел с Акумбой, – сказал Паломник, – он сказал, что здесь нам помогут. Он мертв. Погиб. Там.

Боевик с черной косынкой кивнул.

– Тот, кто умер, как мужчина, не умирает. Но мы поможем тебе, пусть даже твоя кожа и светлее, чем наша.

– Я возьму автомат и пулемет. На дорогу. И одну из машин. Все остальное – ваше.

Негр с рукой, перетянутой жгутом, сделанным из головной повязки, кивнул.

– Ты можешь взять все, что тебе нужно, мадах [107] . Когда ты убивал врагов, мы всего лишь спасали свои презренные жизни.

Негр заметил, что один из убитых в камуфляже подает признаки жизни, здоровой правой рукой прицелился в него из пистолета. Пистолет громко выстрелил.

– Почему они пришли сюда? Это бандиты?

Негр захохотал – так, что Паломник вздрогнул. У них это было – они могли засмеяться в самых, по мнению европейца, неподходящих обстоятельствах.

– Ты, вероятно, долго не был в нашей стране, белый.

– Меня не было несколько месяцев.

– Тогда ты многое пропустил, белый. Это военные.

Паломник не поверил.

– Как военные? А кто тогда генерал-губернатор?

– Генерал-губернатора здесь больше нет, белый.

– Как нет? Здесь что, больше нет итальянцев?

– Почему ж нет, белый. Итальянцы есть, хоть до них и не добраться. У нас теперь есть первый пожизненный президент Сомали, фельдмаршал, кавалер ордена Золотой звезды, кавалер ордена Серебряной звезды Мохаммед Фарах Айдид. А эти люди, которых ты убил, – его армия, так что тебе не стоит тут задерживаться.

Паломник не поверил своим ушам.

– Как же он…

– Были выборы.

– И вы выбрали его?

Негр посмотрел на Паломника, как на ребенка, болтающего глупости.

– Я его не выбирал, белый. И никто из тех, кого я знаю, не выбирал его. Мы вообще никого не выбирали. Фельдмаршал знает об этом и посылает своих людей убивать тех, кто может свидетельствовать против него. Ты храбр, как лев, но в то же время ты глуп, как ребенок. Если кому-то нужно стать пожизненным президентом – он им станет.

К негру подбежал пацаненок, возможно, тот же самый, что протянул ему кружку с водой. Начал торопливо что-то говорить:

– Мой дед еще жив, белый. Он хочет увидеть воина, который спас его людей.

Вождю племени было за девяносто. Высохший, как палка, в белых одеждах, заляпанных кровью, он дыхал тяжело, с хрипами, и было видно, что ему осталось недолго. Его пытали – резали пангой и душили…

– Прости нас, белый…

Паломник покачал головой.

– У вас нет вины передо мной.

– Нет, есть. Наши братья восстали против вас и убивали вас. Во имя Аллаха, прости – если сможешь.

Старейшина деревни помолчал и с болью в голосе добавил:

– Когда были белые – такого не было…

Вместо грузовика Паломнику дали белую «Тойоту-пикап». В кузове была еще турель от крупнокалиберного пулемета, но самого пулемета там не было.

Все пожитки он сложил в кузов, самое нужное оставил в кабине. Мусульмане, которых он спас, похоронили его друга и дали ему высушенного мяса и несколько бурдюков с водой – на дорогу. Все это он взял.

– Опасайся больших дорог, белый… – сказал напоследок негр. – Люди, которых там схватили, пропадают без следа. Опасайся людей в той же форме, как у тех, кого ты убил. Если они узнают о смерти своих – одному Аллаху ведомо, какой смертью умрешь ты.

– Я благодарен за мудрые советы… – сказал Паломник.

– Мы уходим отсюда. Если Аллах пожелает – мой отец выдержит дорогу. Ты можешь присоединиться к нам, мы идем на юг. Как только мы обоснуемся на юге, мы начнем войну против убийц и насильников хабр-гадир.

– У меня есть дела. На севере…

Могадишо готовился к празднику. Дню рождения Генералиссимуса.

Генералиссимусом был, конечно же, Мохаммед Фаррах Айдид. Его Превосходительство, кавалер ордена Честь нации, ордена Римского орла с мечами, креста «За военную доблесть» с двумя подвесками повторного награждения. Все эти медали остались Айдиду от королевского правительства, когда шел процесс урегулирования. Фактически его наградили за мужество и героизм, проявленные его бандами в боях с итальянскими поселенцами и колониальными войсками. Медали стоят дешевле, чем деньги, в конце концов, это всего лишь красивая медная подвеска на куске разноцветной плетеной ткани, верно? У короля много медалей, одной больше, одной меньше – какая разница. Немало офицеров после этого возмутительного награждения подали в отставку, были даже те, кто публично отказался от своих наград, заработанных потом и кровью. Но короля это не остановило.

Одна из основных дорог, разделяющих Могадишо на северный и южный, называется Дорогой Виктора Эммануила Четвертого, хотя ее так не зовут даже итальянцы. Ее зовут Торговая дорога, потому что с одного ее конца – рынок Бакараха, город в городе, крупнейший рынок страны и один из крупнейших в Африке, а с другой стороны – Доло Одо. Тот самый город, через который несколько лет назад в Эфиопию прошел человек с несколькими козами и тонной тканей на старой повозке…