Онлайн книга «Эйфельхайм: город-призрак»
Однако она слишком привыкла к тому, что Том вечно путается под ногами, поэтому его с недавнего времени участившиеся отлучки еще не зафиксировались в ее сознании. Ей и в голову не пришло предупредить его. В итоге ничего не подозревавший Том опоздал к обеду. Деликатность не входила в перечень достоинств Тома, но дело было не в деликатности. Еда остыла, и, что еще хуже, ее пришлось подогревать в микроволновой печи. А потому, несмотря на работающее отопление, в комнате ощутимо похолодало. — Как мило, что ты пришел, — сказала Шерон, многозначительно громыхнув тарелками. Она часто произносила эту фразу в более душевные мгновения, но Том знал, что сейчас — не тот случай. Жалобно звякнувшие столовые приборы были тому подтверждением. Том извинился. Он вечно за все извинялся. Шерон подозревала, что раскаяние было стратегией, к которой он прибегал осознанно, и это лишь разжигало ее раздражение. В той легкости, с которой он вечно просил прощения, она усматривала что-то покровительственное. — Несколько старых манориальных записей, предоставленных на время из Гарварда, — сказал он. — Подлинники. Мы должны были закончить с ними сегодня, чтобы отослать назад. Ты же знаешь, как легко забываешь о времени, когда целиком и полностью поглощен чем-то. Шерон достала из холодильника две салатницы и выставила на стол, уже без подчеркнутого грохота, тут она его понимала. — «Мы», — только и сказала она. — Мы с библиографом. Я рассказывал тебе, что она помогает исследованию. Шерон ничего не ответила. — Кроме того, — добавил он, — это ведь ты подсказала мне прошерстить подлинные рукописи. — Знаю. Я не думала, что ты будешь заниматься этим ежедневно. — Вообще-то через день. — Он пустил в ход оправдания и факты, но напрасно. Дело было не в частоте его уходов. — Напомни, я рассказывал тебе об Эйфельхайме? То есть про то, почему не мог ничего отыскать о нем? — Это будет в тысячу первый раз. — Ох. Я догадываюсь, что повторяюсь. Теперь-то это ясно. Ну ладно. Luchshe pozdno, chem nikogda. — Почему ты не можешь просто сказать это по-английски? Он выглядел озадаченным, и Шерон решила не обратдать на это внимания. Она помешкала мгновение, после чего оба уселись за стол. Она задумывала праздничный обед и была полна решимости сделать так, чтобы таковым он и оказался. — Я раскусила геометрию Джанатпурова пространства, — сказала она. Она воображала, что воскликнет это от всей души, победным гласом с городских крыш. А получилось угрюмо, в паузе неловкого молчания. Своей реакцией на новость Том, верно, спас себе жизнь. Он поднял бокал с вином и отсалютовал ей, воскликнув: — Sauwobl! [118] И радость Тома была настолько искренней, что Шерон вспомнила: а ведь она уже много лет любит его. Они чокнулись и выпили. — Расскажи мне об этом, — попросил Том. Он чувствовал себя обязанным за этот нежданный обед. Он ненавидел угадывать ответы на незаданные вопросы. И все же был явно рад ее успеху, и его просьба не была вызвана лишь желанием перевести разговор с его опоздания на что-нибудь другое. — Ну, все сошлось совсем внезапно. — Шерон начала медленно, почти неохотно, но по ходу рассказа все больше воодушевлялась. — Поливерсум и Вселенная внутри воздушного шара. Скорость света. Вот почему я так благодарна тебе, даже если твоя помощь была нечаянной. Том отставал от ее рассуждений на две-три фразы. — А-а… «Внутри воздушного шара»? Она не слышала его. — Ты знаешь, как это происходит, когда два не связанных между собой фрагмента информации вдруг сходятся? Когда внезапно обретает смысл масса совершенно разных вещей? Это… Это… — Божественно? — Да. Божественно. Та штука о том, что скорость света замедляется? Я проверила, и ты оказался прав. Том опустил бокал на стол и уставился на нее: — Я шутил. Я всего лишь спускал пар. — Знаю, но иногда пар проделывает полезную работу. Гери де Брей подметил эту тенденцию в 1931 году, а Стен фон Фризен упомянул о ней в «Заседаниях Королевского общества» в 1937 году. Несколькими годами позже статистик по фамилии Шъюхарт показал, что результаты экспериментов с 1874 по 1932 год статистически не соотносились с константой. Халлидей и Ресник обнаружили, что это все еще верно в 1974 году. — Я предполагал, что все дело в уточнении измерений. — Как и я, поначалу. Взгляни на разброс данных Михельсона—Морли. [119] Но уточнения бессистемны. Heт постоянно действующей тенденции. Однако использование различных методов… Том яростно закивал: — «Измерение определяется операциями, осуществленными в его процессе». Поэтому различные методы дают разные цифры. Это скверно даже в клиологии… — Верно, — оборвала Шерон Тома, прежде чем он успел лишить ее удовольствия от триумфа. — Отчасти разнобой в данных объясняется тем, что физики находили более точные методы. Галилей использовал закрывающиеся заслонками фонари на двух башнях, удаленных друг от друга на милю, и пришел к выводу, что скорость света бесконечна. Но часы тогда не были достаточно точными, и его исходная точка была слишком близка по расстоянию. Используя звездную аберрацию, установили, что средняя скорость составляет 299 882 км/с. Но, используя вращающиеся зеркала, среднее значение… — Михельсон — Морли! — Среди прочих. Эй, а ты знал, что Михельсон никогда не доверял собственным результатам и позднее, вместе с Галем, утверждал, что обнаружил эфир? При использовании вращающихся зеркал величину скорости света определили в 299 874 км/с; при использовании электронно-оптических дальномеров — 299 793 км/с; при использовании лазеров — 299 792 км/с, предел. Но изменения метода измерения происходили последовательно; в какой мере изменение результатов было обязано методу, а в какой — измеряемому объекту? На это Том среагировал единственным доступным для него способом: — Ммм… — С 1923 по 1928 год в пяти обнародованных измерениях, рассчитанных методами звездной аберрации и многогранных зеркал, средняя скорость света колебалась от 299 840 до 299 8.00 соответственно. К этому моменту Том был глубоко погружен в состояние «у меня глаза — на лоб!». Обычно его завораживали вопросы статистики, но слово «завораживали» сегодня не подходило. Его «ммм» перешло в «угу?». — Но есть небольшая подсказка, — сообщила Шерон. — Ван Фландерн заметил отклонения между орбитальным периодом Луны и атомными часами и выдвинул утверждение, что атомарный феномен замедляется. Но его назвали чудаком, [120] и никто не воспринял его заявления всерьез. Возможно, что Луна разгоняется. Даже допуская все это, они казались монотонно убывающим рядом, чья асимптота равнялась постоянной Эйнштейна. — Она триумфально сияла, хотя пока она раскрыла только курьез, а не объяснение. |