Книга Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет, страница 34 – Джаспер Ффорде

— Ага, может, ты придумаешь мне… ну, не знаю… какую-нибудь стратегию? Мне очень не хочется терять и ее тоже.

— А сколько держались твои девушки, когда ты им признавался?

— О, они обычно замечательно реагировали, — рассмеялся Кол. — Держались этак четыре-шесть… а то и больше…

— Недель? — спросила я.

— Секунд, — печально ответил Кол, — и это еще те, которым я по-настоящему нравился.

Он тяжело вздохнул.

— Мне кажется, ты должен сказать ей правду. Девушки не любят, когда им лгут, если только это не касается неожиданных вечеринок, колечек и всего прочего.

— Я так и знал, что ты скажешь что-то вроде этого, — задумчиво поскреб подбородок Кол. — Но потрясение будет!..

— Так ты не говори ей напрямую. Разбросай заранее по дому несколько номеров газеты «Ван Хельсинг».

— О, я понял! — после долгого раздумья ответил Кол. — Вроде как постепенно приучить — к кольям, к крестам в гараже…

— И можешь иногда упоминать в разговоре об оборотнях.

— Отличный план, Чет! — радостно воскликнул Кол. — Минутку!

Рация затараторила о каком-то мерзком происшествии близ Бэнбери. Он завел мотор.

— Надо ехать. Если тебе понадобится работа, то у меня всегда найдется!

И его автомобиль, взвизгнув покрышками, укатил.

Я осторожно пронесла Пиквик в квартиру и села читать газету. Новости о «Карденио» еще не просочились в печать, и это меня порадовало, но успокоиться никак не удавалось. Немного посмотрела в окно, пытаясь придумать, как вернуть Лондэна. Покопаться в книгах? Непонятно даже, с чего начинать. По здравом размышлении я решила, что это подождет. Пора отправиться к тому, кто являлся для меня почти что дельфийским оракулом, — к бабуле Нонетот.

Я разыскала бабушку в ТИПА-доме престарелых «Сумерки». Бабушка играла в пинг-понг. Она просто рвала в клочья свою противницу, которая была как минимум лет на двадцать моложе, но тоже преодолела девяностолетний рубеж. Сиделки нервничали, готовые остановить ее, пока она не упала и не сломала руку или ногу. Бабушка Нонетот была стара. По-настоящему стара. Ее розовая кожа казалась морщинистее сушеной черносливины, а лицо и руки покрывала россыпь старческих пигментных пятнышек. Она была в своем всегдашнем синем бумазейном платье. Когда я вошла, она помахала мне рукой с дальнего конца комнаты.

— Ау! — крикнула она. — Четверг! Хочешь, сыграем?

— Тебе не кажется, что на сегодня ты уже достаточно размялась?

— Чушь! Бери ракетку, и сразимся до первого проигрыша!

Только я успела взять ракетку, как мимо просвистел шарик.

— Я еще не подготовилась!

В ответ на мое возмущение через сетку перелетел второй шарик. По нему я тоже не попала.

— Готовиться надо как следует, Четверг. Я-то думала, ты это понимаешь лучше других.

Я что-то проворчала и отбила очередной шарик, который тут же снова отлетел ко мне.

— Как ты себя чувствуешь, бабуля?

— Как положено старухе, — ответила она, совершенно не по-старчески ныряя в сторону и яростно обрушивая на меня крученую подачу. — Я старая, усталая, за мной нужно присматривать. Костлявая с косой где-то рядом, я почти чую ее запах!

— Ба!

Она пропустила мой удар и заявила: «Не считается!» — а потом решила минутку передохнуть.

— Хочешь узнать секрет, малышка Четверг? — сказала она, опираясь на стол.

— Давай, — ответила я, воспользовавшись передышкой, чтобы подобрать шарики.

— Я обречена жить вечно!

— Может, это тебе просто кажется, ба?

— Нахалка! — ответила она, отбивая мою подачу. — Я не дотянула бы до ста восьми лет на одной физической силе или капризе статистики. Твоя подача.

Я снова подала и не успела отбить ее шарик. Она на мгновение остановилась.

— В юности я попала в странный переплет и в результате не могу вырваться из этой спирали земного бытия, пока не прочту десять самых занудных произведений классики.

Я посмотрела в ее ясные глаза. Она не шутила.

— И как успехи? — поинтересовалась я, неудачно отбивая очередной шарик — он перелетел через стол.

— Так себе, вот в чем беда, — ответила она, снова посылая мне шарик. — Я думала, что прочла самые скучные книги на свете. Закрывала последнюю страницу, засыпала с улыбкой на лице и просыпалась утром, чувствуя себя лучше, чем прежде!

— А ты не пробовала прочесть «Королеву фей» Эдмунда Спенсера? — спросила я. — Шесть томов зануднейших спенсеровских строф, единственное достоинство которых в том, что автор не настрогал двенадцати таких томов, как задумывал.

— Все прочла, — ответила бабушка. — И остальные его поэмы тоже, так, на всякий случай.

Я отложила ракетку. Шарик проскакал мимо.

— Ты победила, бабуль. Мне надо поговорить с тобой.

Она неохотно согласилась, и мы отправились к ней в спальню — маленькую комнатку, обитую мебельным ситцем, которую она мрачно именовала своим «залом ожидания». Мебель в комнате почти отсутствовала, а на стенах красовались фотографии — моя, Антона, Джоффи и мамы — рядом с несколькими пустыми рамками.

Как только мы сели, я сказала:

— Они… они устранили моего мужа, ба.

— Когда они его убрали? — спросила она, глядя на меня поверх очков, как обычно смотрят бабушки.

Она ни на секунду не усомнилась в моих словах, и я как можно быстрее изложила ей все, что знала. Не рассказала только о ребенке.

— Хм-м, — протянула бабушка Нонетот, когда я закончила. — Моего мужа они тоже убрали. Я тебя понимаю.

— Но почему?

— По той же причине, что и твоего. Любовь — чудесная вещь, дорогая моя, но она делает тебя уязвимой, любящего легко шантажировать. Только дай волю тиранам, и все будут страдать так же, как ты, если не хуже.

— Значит, мне не вернуть Лондэна? И пытаться не стоит?

— Вовсе нет! Просто хорошенько подумай, прежде чем помогать им. Им наплевать на тебя и на Лондэна, они хотят одного — получить назад Джека Дэррмо. Антон все еще мертв?

— Боюсь, что да.

— Как жаль. Я-то надеялась увидеть твоего брата раньше, чем сама откину копыта. Знаешь, что хуже всего в смерти?

— Что, ба?

— Так и не узнаешь, как все обернется.

— А тебе удалось вернуть мужа, ба?

Вместо ответа она вдруг положила руку мне на живот и улыбнулась всезнающей полуулыбочкой, которую, похоже, изучают все бабушки в школе бабушек вместе с вязанием крючком, тактикой боя на январских распродажах и удивленным возгласом «а что это ты там делаешь»?