
Онлайн книга «Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов»
ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ 1950–1986 Агент ТИПА и любимая жена человека, который никогда не существовал. Убита по непонятной причине в абстрактном месте абстрактным врагом Я подняла пистолет, и граммазиты зашевелились, словно препираясь, кто первым пойдет под огонь, позволив остальным завалить меня. Надеясь оттянуть неизбежное, я направляла пистолет на всякого, кто рисковал шелохнуться. Тот, кто казался их вожаком — на нем был самый яркий жилет, — шагнул вперед, и я прицелилась в него, но тут другой граммазит воспользовался возможностью и внезапно прыгнул на меня, метя острым клювом в грудь. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как в его глазках замелькали тысячи свежепереваренных глаголов, но тут чья-то рука ухватила меня за плечо и рывком втащила в лифт. Граммазит по инерции врезался клювом в деревянный косяк. Я потянулась к кнопке, но мою руку ловко перехватил по-прежнему невидимый спаситель. — От граммазитов никогда нельзя бегать. Этот сварливый тон нельзя было не узнать. Мисс Хэвишем. Облаченная в свое полуистлевшее подвенечное платье с фатой, она смотрела на меня с отчаянием. Наверное, ей в жизни не попадалось стажера хуже. Или мне так показалось. — Нам некого бояться, кроме самих себя, — продекламировала она, выхватывая крупнокалиберный карманный пистолет и срезая двух граммазитов, сунувшихся к открытой двери лифта. — Похоже, я просыпаюсь только за тем, чтобы вытащить тебя из очередной заварушки, девочка моя! Граммазиты медленно наступали. Их набралось уже не менее трех сотен, и новые все прибывали. Мы были в абсолютном меньшинстве. — Извините, — торопливо произнесла я, приседая в реверансе и, по ходу дела, стреляя, — но вам не кажется, что пора уносить ноги? — Я боюсь только Искомой Звери, — величественно провозгласила мисс Хэвишем, — Искомой Звери, Большого Мартина… и манной каши. Не переставая вещать, она сбила еще одного граммазита в особенно выпендрежном жилете. — Если бы ты дала себе труд выполнить домашнее задание, то знала бы, что это вербофаги или глаголожорки и отбиться от них, пожалуй, проще всего. И мисс Хэвишем почти без паузы на вдох принялась хрипло и очень немелодично спрягать нараспев слово «победить» во всех временах, лицах и числах. Граммазиты тут же затормозили и уставились друг на друга. Когда я присоединилась к ней на «побеждаем», они в страхе попятились. Мы запели громче, и на «победила» они начали разбегаться, а когда мы дошли до «победим», рассеялись окончательно. — Быстро хватай жилетки! — велела мисс Хэвишем. — За каждую полагается нехилая премия. Мы собрали жилеты погибших граммазитов. Не самое приятное занятие: от трупов так сильно воняло чернилами, что я даже закашлялась. Трупы подберут падализаторы и выварят из них все глаголы, какие только возможно. Даром в Кладезе не пропадает ничего. — А самые маленькие — это кто? — Не помню, — ответила Хэвишем, связывая жилеты в узел. — Вот, возьми, пригодится. Изучи как следует, если хочешь сдать экзамены. Она протянула мне Путеводитель, тот самый, что отобрали у меня голиафовцы. На его страницах содержались почти все инструкции и снаряжение, какие могли понадобиться мне в Книгомирье. — Как вам это удалось? Мисс Хэвишем не ответила. Она фыркнула и снова подтолкнула меня к лифту. Тридцатый цокольный явно не относился к числу ее любимых мест. И я не могла ее за это упрекнуть. У мисс Хэвишем явно полегчало на сердце, пока мы поднимались из подвалов в более упорядоченный мир самой Библиотеки. — Почему граммазиты носят полосатые носки? — спросила я, разглядывая цветастый узел на полу. — Вероятно, потому, что носки в горошек вышли из моды, — пожала плечами моя наставница, перезаряжая пистолет. — Что в мешке? — Э… ну… покупка Ньюхена. Мисс Хэвишем напоминала строгую мамашу, самого ненавистного учителя и только что захватившего власть южноамериканского диктатора в одном флаконе. Нельзя сказать, что я не любила или не уважала ее, просто, когда она обращалась ко мне, мне начинало казаться, будто я снова девятилетняя малявка. — Так почему мы не побежали, а побеждали, чтобы отделаться от них? — Как я уже сказала, эти граммазиты относились к разряду вербофагов, — ответила она, не поднимая головы, — а вербофаги, как и многие студенты-филологи, не переваривают глаголов, которые хоть чуть выбиваются из рамок правил, например глаголы с чередующимися согласными и глаголы-исключения. Им куда больше по вкусу те, где нет чередования и которые не выпадают из спряжения, как «гнать, держать, дышать, зависеть», и так далее. А уж глагол «победить» в первом лице единственного числа будущего времени им вовсе не по зубам. — Их отпугивают все глагольные исключения? — поинтересовалась я. — Очень многие. Но некоторые глаголы легче осуществлять, чем другие, — например, мы можем резать и даже быть, но при этом рискуешь увязнуть в безнадежной игре в шарады. Куда проще просто побеждать, и все. — А что если бы мы пошли? — продолжила я, в кои-то веки рассуждая практически. — Хитрее глагол еще поискать надо. — А вот что, — ответила мисс Хэвишем, в мгновение ока теряя терпение. — Они могли бы перевести его в синоним «шагать», а в нем корень не меняется. Ясно? — Если бы мы побежали, то все было бы нормально, — не желала сдаваться я. — Тут корень с чередованием. Мисс Хэвишем смерила меня ледяным взглядом. — Конечно. Но «бежать» можно заменить на «мчаться», «нестись», «спешить», «торопиться» или даже «удаляться». — А, — сникла я, поняв, что пытаться подловить мисс Хэвишем все равно что пробовать пришпилить призрак Банко [22] к кофейному столику. — И правда можно. — Слушай, — сказала мисс Хэвишем, чуть смягчившись, — если бы бегство убивало граммазитов, уже ни одного бы не осталось. Побеждай — и не ошибешься. Только не пытайся таким образом отгонять прилагательноядных или союзоглотов: они, скорее всего, прицепятся к глаголу и сожрут тебя. Лифт остановился на одиннадцатом цокольном. Дверь открылась, и в кабину вошла огромная Расписная Ягуариха с сыном, у которого вся подушечка правой передней лапы была утыкана иголками. Он горько жаловался на ежа и черепаху, которые обманули его и сбежали. Мамаша Ягуариха в расстройстве только качала головой и возводила очи горе. Затем она повернулась к сыну. — Ах, сыночек, сыночек, — заговорила она, изящно помахивая грациозным хвостом. — По-моему, ты делал то, чего тебе не следовало делать. [23] |