Книга Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов, страница 48 – Джаспер Ффорде

— Тогда можешь валить обратно в свое подарочное издание прямо сейчас. Дай мне свой бедж.

На мгновение она встревожилась. Ее всепоглощающее высокомерие не допускало и мысли, что ее могут и впрямь выгнать. Но, верная себе, вместо того чтобы хотя бы попытаться помириться, она пустилась в дальнейшие угрозы:

— Комиссии по отбору курсантов при Совете жанров это не понравится.

— И фиг с ними. Твой бедж.

Она уставилась на меня с растущим замешательством.

— Ты выгоняешь… меня?

— Только что выгнала. Отдай мне свой бедж, или я арестую тебя.

Она вынула щиток беллетрицейского курсанта из кармана и шлепнула его мне в раскрытую ладонь. Без него или без подорожной она считалась де-юре книгобежцем и подлежала стиранию на месте.

— Удачного дня, — сказала я. — Не буду говорить, что было очень приятно, потому что не было.

И я пошла прочь, вынимая на ходу мобильник.

— Привет, Брэдшоу! Я только что выгнала Четверг-один-четыре. Поражаюсь, как кто-то сумел продержаться с ней больше десяти минут, — я не смогла. {1}

— Да, уже. Скажи Жлобсворту, что мы сделали все, что могли. {2}

— Жаль. Критику по этому поводу я переживу. Это серьезное…

— Погоди, погоди! — завопила Четверг, стиснув голову в нечеловеческом усилии взять себя в руки. — Это был мой последний шанс, так?

— Да.

Она терла виски.

— Я могу это сделать. Из… Из… ви-и-и…

— Ты можешь сказать это.

— Не могу.

— Постарайся.

Лицо у нее перекосилось, и она выдавила это слово:

— Извини. Я буду твоей ученицей. Беллетриции нужны такие люди, как я, и ради этого я готова прогнуться под твою властную посредственность.

С минуту я смотрела на нее.

— Расплывчатые извинения принимаются.

Я отошла, чтобы Четверг-1–4 меня не слышала, и снова заговорила в комментофон.

— Брэдшоу, насколько отчаянно нам нужно подлизаться к Жлобсворту именно сейчас? {3}

Я велела Брэдшоу положиться на меня, он рассыпался в благодарностях, пожелал мне удачи и отключился. Я захлопнула мобильник и убрала его в сумку.

— Хорошо. — Я швырнула Четверг-1–4 ее бедж. — Первое твое задание — вернуть сюда Четверг-пять, сбалансировались там у нее чакры или нет, и извиниться перед ней.

С мгновение Четверг-1–4 таращилась на меня, затем набрала номер на собственном мобильнике. Я отвернулась и зашагала по усыпанной гравием подъездной дорожке, пытаясь расслабиться. Ну и начало!

Я села на декоративного льва у подножия парадной лестницы и издали наблюдала появление Четверг-5. После кратчайшей перебранки они пожали друг другу руки. Затем последовала пауза, еще несколько реплик на повышенных тонах, и наконец — невероятно! — стоя прямо, как палка, Четверг-1–4 позволила себя обнять. Я улыбнулась про себя, встала и пошла обратно, туда, где стояла эта парочка. Четверг-5 оптимистично сияла, Четверг-1–4 с каменным выражением лица думала.

— Разобрались между собой?

Обе кивнули.

— Хорошо. — Я взглянула на часы. — У нас есть еще несколько часов, прежде чем мы посетим заседание Совета жанров по политическому управлению, но перед этим…

— Мы идем на заседание Совета жанров?! — Глаза у Четверг-5 сделались как блюдца.

— Да… но только в том смысле «мы», что вы стоите позади и ничего не говорите.

— Bay! А что там будут обсуждать?

— Политику Книгомирья. Типа следует ли поставлять персонажей в видеоигры для придания им дополнительной глубины. Это особенно актуально, поскольку издание нынче не требует от книг оставаться исключительно книгами. Говорят, Гарри Поттер в кои-то веки появится. А теперь нам надо…

— Мы что, взаправду увидим Гарри Поттера? — прошелестела Четверг-5.

При упоминании о юном волшебнике ее глаза подернулись мечтательной дымкой. Четверг-1–4 демонстративно обратила взор к небесам и скрестила руки на груди, ожидая, пока мы приступим к работе.

Я вздохнула.

— Это зависит от того, обратишь ты внимание или нет. Теперь к заданию на вторую половину дня: сменить персонал, который разбирается с текущей фортепианной проблемой Книгомирья. А для этого нам надо отправиться в Главное текстораспределительное управление.

Считалось, что рояль изобрел в начале восемнадцатого века Бартоломео Кристофори, и изначально он назывался Gravicembalo col piano e forte, милосердно сокращенное до «фортепиано». Состоящий из пятисот пятидесяти фунтов железа, дерева, струн и фетра восьмидесятивосьмиклавишный инструмент способен воспроизводить нежнейшие из мелодий, однако в натянутых струнах таится разрушительная мощь семейного автомобиля, несущегося со скоростью двадцать миль в час.

Если беллетриция являлась полицейской службой внутри книг, а Совет жанров состоял из политиков, то Главное текстораспределительное управление представляло собой бюрократию, служащую мостом между этими двумя силами. Вплоть до скандала с Супер-Словом™ ГТУ оставалось безукоризненно честным, но после него Совет жанров — по моему совету — принял ряд жестких, однако единственно возможных мер с целью сделать Главное текстораспределительное управление слишком неэффективным и лишенным воображения, чтобы представлять угрозу. Была назначена комиссия для управления им.

Пока мы шли по одному из главных литшифровальных этажей, я слышала, как Четверг-5 ахает. Пропорции помещения больше соответствовали заводу, производящему Очень Большие Штуки, а каменные стены, сводчатый потолок и мигающие газовые лампы выдавали заимствование обстановки из некоего неопубликованного готического романа. В гулком пространстве залов стояли рядами сотни литшифровальных машин, каждая размером с автобус, из блестящей бронзы, красного дерева и литого чугуна. Представляющие собой запутанное переплетение труб, вентилей и датчиков, они казались чем-то средним между кофейным автоматом, корабельным двигателем и органом. Они были такие большие, что вокруг верхней секции для облегчения обслуживания тянулись мостки, куда можно было попасть по кованой винтовой лесенке в дальнем конце.

— Это Вымыслопередающие литшифровальные машины. Важнейшая деталь нашей технологии. Помнишь трубу, выходящую из смыслонакопителя в «Пиноккио»?

Четверг-5 кивнула.

— Трубопровод тянется через трансжанровое Ничто и заканчивается здесь, откуда его содержимое затем передается в читательское воображение.

Я не имела даже самого расплывчатого представления о том, как оно работает, и подозревала, что объяснения, вероятно, не существует вовсе — равно как и какой-либо потребности в оном. У нас это называется «отвлеченный сюжетный императив» и работает исключительно потому, что от него этого ждут. Таково Книгомирье, полное совершенно невероятных фабульных устройств, предназначенных для смазки повествовательных шестеренок.