Книга Пасынок судьбы, страница 78 – Сергей Кусков

Когда я приблизился, разговоры вокруг вновь стихли, все интуитивно ожидали от меня какой-нибудь выходки. Правильно ждали, я не стал никого разочаровывать: картинно споткнулся и, пролетев метра полтора, упал, влетев мордой прямо в столешницу того стола, где сидел мой обидчик.

Ударился чувствительно, грязно выругался и только после этого поднялся.

Тип сидел с отвисшей челюстью, мокрый, грязный, весь перепачканный красно-белой жирной смесью, с уха свисала макаронина. Один – один.

Девушки моментально отодвинулись от него, вскочили, бросая на меня и на него испуганные взгляды. Столовая затихла. Вся столовая, до последнего дальнего столика. Вот и отлично, аудитория собрана – теперь посмотрим, кто кого переиграл.

– Извини, я сегодня такой неуклюжий… – Я нахально улыбнулся.

Описывать дальнейшее в деталях нет смысла. Пока он офигевал, я успел сгруппироваться – теперь самое сложное. САМОЕ-САМОЕ сложное! Не дать рефлексам победить.

В меня вбивали это с детства, с самой первой тренировки: инстинктам надо доверять, давать им волю. Если в тебя летит кулак – уворачиваться или хотя бы ставить блок. Тело за годы привыкло к такой философии и в случае опасности само предпринимает за меня все необходимые действия, дабы не отвлекаться по мелочам. Сейчас же мне НЕЛЬЗЯ это делать, и это слабое место в моём плане. Один уворот, простейший блок, и я не докажу, что не начал драку. Он должен ударить первым, ударить меня, беззащитного, стоящего с опущенными руками.

Но и вырубить с первого удара тоже не должен – я не имею права остаться небоеспособным, в этом заключается проблема. Дать ударить себя, но не дать себя ударить.

– Ты, урод, совсем охренел?

Друг Толстого отшвырнул столик в сторону.

– Я нечаянно! – Я старался быть самой невинностью и даже сделал робкий шаг назад. Никакой агрессии, Шимановский, никакой агрессии!

– Я те щас покажу, нечаянно!

Замах. Время для меня остановилось. Фуууу-ууууу-бамц!

А эта скотина умеет бить! Ещё чуть-чуть, и убил бы на хрен! Я увернулся лишь самую малость, но этого оказалось достаточно. Кулак впечатался по касательной, но голова красиво отлетела назад в сторону, смотрелось всё крайне эффектно. Ориентацию я потерял секунды на две – слишком сильный был удар, но это уже не принципиально: как всякий актер, играющий на публику, мой противник сделал паузу, давая зрителям понять, какой он молодец, как здорово поставил на место своего обидчика. Я же почувствовал то, о чём в пятницу лишь молился, – приступ.

Моя подруга просыпалась, и просыпалась не так, как тогда, за воротами. Внутри бушевал пожар из злости и ненависти, ярость приобретала очертания даже не тигра, а свирепого голодного дракона. Я вдруг отчётливо понял, что из этой столовой сегодня выйдет только один из нас, и даже догадывался кто. И мне это доставляло удовольствие.

Я напал первый, ведь его удар уже сделан, триста человек подтвердят – драку начал он. Можно было не стесняться в средствах, и я не стеснялся.

Нырок, сверху пролетает рука, вскинутая во встречном ударе, но задевает лишь волосы на макушке. Удар в корпус, мощный удар, я вложил в него всё, что только смог.

Пробрало. Мой противник согнулся и отступил. Я попытался добить его правой. Вдогонку. И даже попал, но по касательной. Этот гад оказался проворнее, чем я думал.

Он снова попытался меня атаковать, я контратаковал, он отошёл. Шустрый, гадёныш! Шустрый и сильный! Пора заканчивать с этими танцами, долго в таком темпе я не продержусь.

Закончить мне не дали. Сбоку ко мне метнулась тень, я пригнулся и ушёл, лишь чудом угадав направление удара. Есть. Вновь уход и ещё, и ещё. Этого громилу я знал ещё лучше – ему я свернул челюсть, когда охотился за ними поодиночке. Забыл уроки старика Шимановского, охламон?

Да, забыл. Двигается быстро, но нападает так же топорно, как тогда. Ну, я его и наказал – с таким хобби нельзя иметь короткую память.

Вновь увернувшись, выпрямился, но не один, а вместе с апперкотом. Раздался противный хруст – чистый нокаут! Кажется, у парня снова будут проблемы с челюстью, но тут уж сам виноват.

Отвлёкшись на второго противника, я забыл о первом. Тот прыгнул на меня и повалил на землю, пытаясь достать горло. Воздух исчез, рука на горле красноречиво намекала, что бой я почти проиграл. Я попытался несколько раз достать противника, но тот блокировал удары чётко.

Вновь выручил подлый удар. Не мудрствуя я зарядил по яйцам. Не попал, он разгадал мой маневр, но уклонился, и в этот момент я выскользнул и из неудобного полусидячего положения заехал в рыло.

– Ах ты ж … … …!

Приступ накрыл меня. Что происходило после этого, помню так, будто стоял и смотрел со стороны. Эмоции исчезли, схлынули, остались лишь цель и голый убийственный расчет. Дракон вырвался на свободу.

Тип попытался меня атаковать, но на сей раз я не ушёл, а блокировал его, после чего заехал в челюсть, слегка ошеломив, и со всей силы швырнул на раздаточные лотки.

Тётеньки в белых кепочках завизжали и разбежались, туша моего противника смяла непрочный термопластик, приземлившись на ванночки с котлетами, сосисками и соусами. Горячие ванночки!

Тот вскочил, не обращая внимания на ожоги, и кинулся на меня, но это уже был жест отчаяния. Я повалил его на землю, как до этого он валил меня, и схватил ладонями горло. Время кидать камни – время собирать камни (цитата, Екклесиаст).

Он хрипел, трепыхался, пытался вырваться, но я держал крепко. Мои мышцы походили на гидравлические цилиндры, они не чувствовали боли или нагрузки. Просто делали то, что надо, наплевав на всё – ими управлял не я, а дракон.

Я хорошо запомнил его глаза. Почему запоминаются такие вещи – не знаю, но в отличие от хода боя, который помню поверхностно, выражение его глаз запало в душу намертво. В них читался ужас, первобытный ужас человека перед стихией, перед чем-то большим и неумолимым. Когда он повалил меня, они излучали превосходство. В моих же он видел смерть.

Дракон не собирался щадить его, останавливаться на полумере. Всё или ничего – это его драконий девиз.

Нет, не так. Это мой девиз, ведь дракон – лишь часть меня, дикая и необузданная. Моё кредо по жизни. Беловолосая девочка Бэль раскусила его, объяснив мне самому, кто я есть.

Я пришёл не драться, не ставить на место, а убивать. Он прочёл это в моих глазах, и на его лице отразились отчаяние, паника и бессилие. Он смел и горд, лишь когда толпой окружает кого-то слабого; тогда можно и поглумиться, дескать, какое ничтожество! Избивая слабого, чувствуешь превосходство, самоутверждение, это так, но это пустое утверждение. Ты не вкладываешь в победу ничего – ничего и получаешь. Этот тип, оказавшись на месте загнанного зверя, чувствуя неотвратимость возмездия, превратился в скулящее дерьмо, способное только выть, потому что он и есть дерьмо, и понял это.