
Онлайн книга «Криптограф»
![]() 5. Все права защищены. Она вздрагивает от телефонного звонка. Кот слетает с колен раньше, чем она успевает его столкнуть. Она встает и шарит вокруг, ища мобильный — по звуку, или по памяти, или еще как-нибудь, эхо-локатором, и когда она добирается до него, он уже так давно звонит, что она думает, не случилось ли чего, чего-то плохого, снаружи, в мире. — Анна? — говорит телефон голосом ее матери, с нотками скуки, любопытства и всегдашнего удивления. — С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось? — Это ты. Ничего. Я думала, что-нибудь ужасное. — А что, мне нельзя чего-нибудь ужасного? — говорит мать таким тоном, будто просит кусок пирога или еще вина. — Конечно, можно. У тебя что-то ужасное? — Нет, — протяжно говорит мать. — Ты же знаешь, у меня такого не бывает. — Бедняжка. Это, наверное, ужасно. Хочешь, подыщу тебе что-нибудь? — Да, будь добра. Что у тебя есть? — О, что угодно, — говорит Анна, и в трубке раздается треск помех. Она подходит к окну и старается дышать ровно, ждет, когда шум кончится. С каждым годом мать разговаривает все больше по-американски, все меньше похожа на себя. Все меньше походит на ту женщину, что помнит Анна. Это все время удивляет ее. Глаза все еще болят от мелкого шрифта. Анна зажмуривается и под веками видит цифры. Жизнь Джона Лоу в негативе. Когда она открывает глаза, на линии тихо. — Я еще тут, — говорит она. — О, прекрасно. Ты собиралась подыскать мне что-нибудь ужасное. — Ну, мы заключили соглашения на возмещение половины оклада в случае смерти от перегрузок на работе. Кажется, у нас тут еще остались кое-какие нежелательные отношения. Или тебе нужно что-нибудь особенное? — А нет ли у тебя в запасе голого мужчины? — Голого мужчины… Хм-м. Кажется, нет. — Не могла бы ты в следующий раз приготовить одного для меня? — Мы постараемся, мадам. — И замолкает, обнаружив, что улыбается, сама того не замечая, зная только, что ее мать, улыбается такой же кривоватой улыбкой, а между ними ворочается Атлантический океан. — Ну, как там старое доброе Королевство? — По-прежнему. Позорно дряхлеет. Как ты? — По-прежнему. Позорно дряхлею. Снова одна? — Ты сама знаешь, — говорит Анна, ей неловко оттого, что мать, напротив, не одна, можно и не спрашивать. Ее жизнь — театр, а она будто стоит у рампы, всегда окруженная людьми. — Я не знаю. Ты не звонишь. В отличие от твоей сестры. — Я была занята. — Она сдерживает нарастающее раздражение. Поворачивается к книжным полкам. На верхней стоит фотография, любимая фотография Марты. Анна в дождевике. Сестра стоит у нее за спиной в солнечной комнате. В отличие от Анны, она не попала в фокус, но можно различить, что Марте весело. Она прячет смех. Она так сильно любит Анну, еле сдерживается, чтобы не обнять ее. — Мы все заняты, — говорит мать. — Сейчас двадцать первый век, мир продолжает вертеться лишь потому, что гонится за собственным хвостом. Иногда я тоже бывала слишком занята, я знаю, но мне хочется быть уверенной, что ты жива. Думаю, я это заслужила. По крайней мере, я всегда тебе говорю, что думаю. И, видишь ли, я думаю, что ты слишком много работаешь. Думаю, тебе стоит выбраться из дома, погоняться за другим хвостом. — Вообще-то я не думаю, что у мужчин есть хвост. — Ты давненько не проверяла, да? — Проверяла. — Ну, так делай это почаще, потому что я хочу стать бабушкой раньше, чем тебе стукнет сорок. Не забудь. Что случилось с тем твоим приятным пожилым джентльменом? — Он умер. — Не дразни меня. Он мне нравился. — Потому что позволял тебе чувствовать себя моложе, — говорит Анна слишком быстро и сразу жалеет об этом, а мать фыркает. — Давай не будем ссориться. Я позвонила, потому что через месяц приеду с новым другом. Мы могли бы провести Рождество вместе. Всего один день. Один день, и все. Можно собраться у Марты и Эндрю, если хочешь. Впятером. Милая? Она возвращается в круг света от монитора. На экране фракталы складываются в рисунок замерзшего стекла, бесконечная россыпь завитков, знаков и линий. Анна касается клавиш, и скринсейвер исчезает. За ним все еще светится окно браузера. Новые деньги ждут, пока их выберут. Чтобы зарегистрироваться, нажмите здесь. — Милая? Анна? — Я здесь. А Марта что говорит? — Марта, разумеется, согласна. Осталось только с тобой договориться. — Рождество, конечно, хорошо. — Правда? Что ж, замечательно. Расскажешь мне потом о своих ужасах. Я тебе напишу. Хорошо? Я люблю тебя. Ну, мне пора. Пока. Анна кладет трубку. В темноте комнаты раздается жалобное мяуканье, Анна встает, идет на кухню, внезапно осознав, что тоже голодна. Открывая холодильник, знает, что зверь у нее за спиной, как тот человек из сна. Она готовит еду им обоим, когда телефон звонит снова, и она возвращается в комнату с тарелками в руках, кот бежит за ней по пятам, как сообщник; свою тарелку и стакан она осторожно ставит на стол, его миску на пол, и берет трубку. — Сегодня больше никаких советов, спасибо, — начинает она, но уже понимает, что линия не та, слишком чисто для большого расстояния, человек на том конце ближе, чем может быть мать. — Это я. — Лоренс… уже поздно. — Я не могу заснуть. — Сколько времени? — Я не знаю. Поздно. — Это все вино. — Я знаю. Я знаю, Анна, — говорит он и умолкает. — Что? — Поговоришь со мной? Совсем недолго. Пока я не начну засыпать. — Сам знаешь, что поговорю. — Она знает, что он знает. И всегда будет знать, но даже не знает, почему. — Ох, спасибо. Как хорошо. Ты очень добрая. Ну? Ты спала? Я тебя разбудил? — Нет, еще не спала. — Что ты делала? — Разговаривала с матерью. — Она бродит по комнате. Сон улетучился, в голове проясняется. Ночная птица. — Ева приехала? — Нет, слава богу. — О да. Я звонил, было занято. Ты знаешь, она мне всегда нравилась. — Забавно, она только что сказала то же самое о тебе. — Неужели? Как мило с ее стороны. Так. И что ты делаешь теперь? — Исследую холодильник. — Так поздно. — Для Бирмы. — Счастливчик Бирма. — Вообще-то я еще работаю. — Она прислоняется к стеклу, неуверенно расслабляется. Плечи мерзнут. Иногда по ночам — обычно по ночам — Лоренс бывает самим собой. Иногда нет. Дождь все стучит, стучит за окном. |