Онлайн книга «Волшебство для короля»
|
«На таком расстоянии? Брось». Тем не менее он всякий раз напрягался, когда тот смотрел в его сторону. «Не сменить ли укрытие? Нет, не стоит. Никому до тебя дела нет!» Скрестив на груди руки, Лайам прислонился к стене с самоуверенным и даже вызывающим видом. «Мастер, Лестница пошла вниз». И тут человек, устроившийся на плече каменной статуи, вскинул руку, указывая на Лайама. — Вон он! — выкрикнул человек, и все обернулись. Лайам ахнул, собираясь бежать, — но тут мимо него прошагал пожилой клерк в грязно-белой одежде, держащий под мышкой кипу бумаг. Клерк вышел на площадь, его тотчас окружила толпа. — А вон и другие! — заорал наблюдатель и спрыгнул со своего насеста. За спиной Лайама захлопали двери, на площадь хлынули клерки. Они здоровались и перешучивались, бесцеремонно проталкиваясь к фонтану. Рассредоточившись, клерки принялись отбирать людей для работ. — Десяток малых поздоровее на погрузку телег с последующим сопровождением их по Хлебному тракту! — Семеро на Гнилой причал. Стеклянный товар с «Дордрехтского принца»! Пьяных и калек не берем! — Доставка бочек с водой на шесть каравелл! Нужен десяток дюжих гребцов. Тем, кто поможет наполнить бочки, — барон сверху! — Переноска мешков в хранилища Годдарда! Оплата почасовая! Клерки работали споро. Сколотив очередную команду, они назначали в ней старшего, давали ему записку к приказчику и поворачивались к другим ожидающим. Толпа на площади постепенно редела. Сцена, обычная для любого порта. Лайам не раз наблюдал такое и в Саузварке, и в доброй дюжине других городов, но каждый раз это зрелище задевало его. Бравада, скрывающая отчаяние, и растерянная суетливость отвергнутых резко контрастировали с уверенным спокойствием поденщиков-профессионалов, либо прекрасно владеющих ремеслом, либо имеющих связи. Многие избранные в открытую насмехались над неудачниками, раболепно заглядывающими в глаза равнодушных клерков, те же вели себя так, словно имели дело с бессловесным скотом. Солнце уже встало, площадь покидали последние группки рабочих. Фануил доложил, что Лестница приближается. «Мастер, она сядет через четверть часа». «Прекрасно, малыш». Бедолаги, оставшиеся не у дел, большей частью пьяные или увечные, тоже поползли восвояси. Клерки, переговариваясь и посмеиваясь, потянулись в свои конторы. Какой-то шутник, проходя мимо Лайама, подмигнул приятелям и кивнул. — А ты чего ждешь, морячок? Тебе надо на ту сторону, на суда набирают там! Его коллеги расхохотались. Лайам вымученно усмехнулся в ответ. Сердце его отчаянно заколотилось. «Но все-таки маскировка работает, — подумалось вдруг ему. — Работает, тьма вас всех побери!» Площадь практически опустела. По ней слонялись только пирожники, мальчишки с булками и одинокий сказитель. Все они приставали к прохожим, и нередко не без успеха. Начинался день, народу вокруг ощутимо прибавилось, купцы торопились на склады, капитаны — на корабли. Даже сказителю повезло: он завладел вниманием троих важных господ в атласных камзолах. Лайам напряг слух, но рассказ велся вполголоса и ничего расслышать не удалось. — Эй, каботажник, есть хочешь? Лайам, очнувшись, взглянул на девчонку с корзинкой. Та съежилась, готовясь удрать. В животе у него забурчало. — Хочу, — улыбнулся он. — А с чем у тебя пирожки? Только я мореход, а не каботажник. — С чем — не знаю, милорд-каботажник, но никто пока что не помер! Лайам закатил глаза к небу, вынул из кошелька медяк и выхватил наугад пирожок из корзинки. Тот был невелик, но, когда Лайам его разломил, пыхнул горячим паром. Мясом начинка не пахла, однако на масло пирожник не поскупился. Лайам проглотил пирожок в мгновение ока и призадумался, не взять ли еще. «Мастер, Лестница опустилась». Девчонка, углядевшая толстенький кошелек, уходить не спешила. — Что, морячок, кого-нибудь ждешь? Лайам, не глядя, кивнул. — Шлюшку небось? Так я ведь не хуже. Она кокетливо вильнула подолом и масляно улыбнулась. Лайам поперхнулся и оглядел маленькую торговку. Ей было никак не больше тринадцати. — Я жду приятеля, — сурово отрезал он. — А ты ступай, пигалица, ступай. Иди торгуй пирожками. Девчонка обиженно хмыкнула и удалилась. Лайам слизал с пальцев крошки. Он с нетерпением ждал нового сообщения Фануила. «Мастер, человека с белым пером на шляпе что-то не видно». Смирись, наберись терпения! «Все в порядке, малыш. Возможно, он просто еще не успел его прицепить». Лайам устало потер лоб, потом вспомнил о молниях, испуганно глянул на руки и вздохнул с облегчением: пальцы были чисты. «А что с миротворцами?» «Их двое, они, судя по всему, должны сменить ночных караульных». «Тогда возвращайся. Дождемся здесь нашего человека. Придя на мол, он прицепит перо». Принц казны непременно пришлет кого-нибудь. Надо лишь потерпеть. Жди. Никто не пришел. От посадочной площадки платформы до мола было никак не больше пятнадцати минут ходу. Фануил долетел за пять и уселся на крыше самого высокого здания, выходящего фасадом на площадь. Пятнадцать минут миновали. Не желая расставаться с надеждой, Лайам продолжал вглядываться в прохожих. Шляпы двоих-троих и впрямь украшали перья, но — не того цвета. Наконец появился господин, перо которого было довольно замызганным и грязно-желтым, однако он тащил за руки двоих сыновей и пересек площадь, не замедляя шага. Через полчаса Лайам велел фамильяру осмотреть дальний конец мола, — в небе кружили стаи портовых чаек, так что дракончику легко было затеряться в их крикливой сумятице, — однако никаких белых перьев не обнаружилось и там. Через час биржевые колокола пробили восемь. Жизнь в Беллоу-сити уже кипела вовсю. Лайам встряхнулся и вынужден был признать, что Катилина на письмо не откликнулся. Он минут пять цедил сквозь зубы проклятия, колотя себя кулаком по бедру, потом сделал глубокий вдох и приказал себе успокоиться. «Ничего. Через пару часов Лестница спустится снова. Надо лишь подождать». Есть вероятность, что Катилина получил письмо только утром. Лайам решил, что это вполне реально. «Жди. Кто-нибудь непременно придет». Он еще раз ударил себя кулаком по ноге и с шипением выдохнул воздух. Он не любил ждать, и потом, сколько можно торчать на одном месте? Бездельник в порту в рабочее время всем и каждому мозолит глаза. Надо либо уйти, либо найти повод остаться. «Сказитель!» Тот бродил взад-вперед вокруг чаши фонтана, сцепив за спиной руки и опустив голову, словно бы пребывая в глубокой задумчивости. Разноцветный, развевающийся на ветру плащ служил ему скорее вывеской, чем одеждой. Выражение глубокой задумчивости также являлось своего рода рекламой, оно отличало сказителей, специализирующихся не на легендах, а на новостях. Сказки сказками, говорил его взгляд, а новости — это серьезно. |