
Онлайн книга «Правило крысолова»
– Каждый день? Он… Он что, захочет после этого видеть меня каждый день? – Не знаю, как насчет видеть, но вот все другое… Он захочет это делать только с тобой. Скажи мне «спасибо». – Спасибо, – в полном ступоре говорю я. – Пожалуйста. Это важно – поблагодарить за такой совет. Это очень важно, чтобы от души, понимаешь? – Понимаю, – киваю я послушно, ничего не понимая. – А что это значит – в нашем роду? Никто ничего не знает о твоих с Питом родителях, о родителях ваших родителей. Моя мать в поисках своего прошлого даже посетила архив. – Дура, – равнодушно замечает бабушка. – Я тебе все расскажу подробно, но попозже. Вот найдем детей, соберемся вместе – ты, я и Лора, и поговорим. А пока сходи к дедушке Питу и отвлеки его от созерцания наступающей темноты, пока он не впал в исступление. – Ты, я и Лора? А моя мать? Хотя да, я понимаю. Если бы была Ханна… Извини. – Не извиняйся. Чему-то тебе у Ханны стоило поучиться. И мне. И Марии. Но в целом – она была недоработанным материалом. Я ее недолюбила. Надеюсь, в новой жизни ей больше повезет. В гостиной зажжены все лампы. Дедушка Пит, качаясь, сидит на посту у окна. – Возьми. – Я протягиваю ему бокал. – Что это? – не останавливаясь и не поворачиваясь, спрашивает он. – Мускат. Слышишь, пахнет? – Вспомнил, – сообщает Питер. – Вспомнил, где я видел этого милиционера. Он отказался искать моего кота! Бедный Руди! – Клаус, – поправляю я. – Питер-Клаус. – Это кота так звали, а на самом деле это был Руди. – Нет, Руди был твой старший сын. – Не делай из меня идиота. Я знаю, что сначала он был сын, а потом к нам пришел бездомный кот. Как только Руди ушел в землю, сразу же появился кот! – Отвернись от окна. – Я в порядке. – Все равно отвернись. – Я разворачиваю кресло-качалку. Питер расплескивает вино. – Я вижу в темноте. Я все вижу. – Я знаю. – Но ты не веришь? – Верю. Ты видишь в темноте, как кот. И каждый вечер опять и опять утверждаешься в этой своей способности. – Мы гуляли с Клаусом по ночам. Помнишь нашу соседку? – оживился Питер, оттирая рукавом пятно от пролитого вина на халате. – Которую? – вяло интересуюсь я, сдерживая зевок. – Ну эту, в завивке! Она еще держала кур. – Ладно, помню. – Она стала борщевиком. – Что? – Ее похоронили в пятницу утром, а в субботу у самого нашего забора вылез росток борщевика. Я гулял с Клаусом ночью, и мы слышали, как росток протыкает землю. – Что это такое – борщевик? – Ядовитое зонтичное. – Так ей и надо, – успокаиваю я Пита. – Не скажи. Что я потом ни делал – выкорчевывал, заливал кипятком, а он выживал и обжигал Золю и тебя! Я вспомнила, как давно летом обмахивалась от комаров сорванным крупным листом, а потом попала в больницу с красными пятнами на руках, шее и ногах. – Питер, а где теперь этот куст? – Сам ушел. – Дедушка поник головой и застыл в легкой дреме. – Это значит, она родилась опять. Переждала… Нажалилась в свое удовольствие и родилась где-нибудь… беспамятным младенчиком… В понедельник утром позвонил инспектор Ладушкин и спросил, где я предпочитаю провести с ним официальную беседу – в отделении милиции или в квартире Ханны, ему все равно нужно опросить соседей. Мы звонили в квартиру с десяти двадцати до десяти сорока пяти. Ладушкин для разнообразия каждые пять минут стучал ногой в дверь, звонил по моему телефону в свой отдел, чтобы в пятый раз получить подтверждение, что оставленный в квартире сержант должен там находиться, поскольку нигде больше его нет. – Ладно, – озверел Ладушкин к одиннадцати. – Будем вскрывать дверь! – А может, начнем опрашивать соседей. Вернее, соседку, – кивнула я на дверь рядом. Замок соседской двери щелкнул, как я только поднесла руку к звонку. – Вам повезло, – заявила женщина вместо приветствия, когда открыла дверь. – Я подвернула ногу. Я объяснила ничего не понимающему Ладушкину, что по понедельникам соседка Ханны обычно возвращается с дачи только к вечеру. Инспектор подготовил свой блокнот, соседка Ханны сразу отвела его на кухню, вот он уже зажат на табурете в углу между столом и холодильником, и я могу спокойно выйти на балкон. Четвертый этаж. Балконы идут по этой стороне дома сплошной полосой, разделенной перегородками. Прогнувшись, я постучала в окно Ханны. Осторожно закинула ногу, вцепившись руками в барьер. Ну вот, балкон закрыт. Зато открыта форточка. Если поставить длинную деревянную цветочницу с засохшей землей стоймя, то земля начнет вываливаться пересушенными комьями, но можно залезть на нее ногами и проползти в форточку. Когда я пролезла по пояс, я вдруг подумала, что мои предположения о приятном времяпрепровождении противного сержанта могут ведь и не подтвердиться. А что, если он не спит беспробудно после случайного обнаружения фантастического бара Ханны, а лежит где-нибудь под столом совершенно бездыханный, то есть убитый?! А я лезу в квартиру, вместо того чтобы направить туда первым Колю Ладушкина! Став ладонями на подоконник и повиснув вниз головой, так что ноги болтались на улице, я начала анализировать, почему и кем он может быть убит? Даже если все любовники Ханны (а их должно быть неисчислимое количество) не знают еще о ее смерти, они должны помнить, что воскресенье – мужнин день. А вечер понедельника еще не наступил. А вдруг они приходят с утра? Ладно, по предварительном осмотре комнаты, в которую я уже наполовину влезла, никаких бездыханных тел здесь не наблюдается. Кое-как протащив ноги внутрь, сижу некоторое время на подоконнике, восстанавливая дыхание. Открываю балконную дверь, потому что, по моим подсчетам, инспектор Ладушкин уже должен переварить информацию о недельном распорядке моей тетушки и скоро пойдет посмотреть, действительно ли с балкона гостеприимной соседки легко попасть в квартиру Ханны. Я, осторожно ступая, выхожу в коридор. Тишина. Чтобы не обмирать от страха с каждым шагом, решаю осмотреть квартиру бегом. Проскакивая по коридору из спальни в кухню, замечаю по выключателю, что в ванной включен свет. Прислушиваюсь, прижавшись ухом к двери. Я даже берусь за ручку, но в другой спальне слышен шум и отдаленный грохот. Иду туда. Инспектор Ладушкин, входя через балкон в комнату, задел цветочный ящик. Ящик упал, вывалив наконец из себя всю засохшую землю. – В ванной горит свет! – тут же докладываю я шепотом. – В остальных комнатах – пусто! После моих слов инспектор с напряженным лицом шарит у себя сзади, словно почесывает поясницу, и вдруг выдергивает пистолет. |