Онлайн книга «По ту сторону фронта»
|
— Тогда и решим, — коротко ответил Беляк и, немного подумав, добавил: — Мы, конечно, рискуем. Мы рассчитываем на то, что Брынза никого не посвятил в переговоры со мной, а если об этом известно третьему лицу, тогда… — Да, это наше слабое место, — буркнул Микулич. — Ничего, братцы, — бодро заметил Багров, — партизанам без риску нельзя работать. Кому же тогда и рисковать! День пробежал незаметно, особенно для Беляка, занятого на службе. Не успел он, придя домой, пообедать, как появился Брынза. — Вот и я, — объявил он и, уже как старый приятель, фамильярно похлопал Беляка по плечу. — Вы готовы? Беляк, не торопясь, стал собираться. Ему незачем было спешить, он, наоборот, хотел, чтобы темнота сгустилась. Пока Дмитрий Карпович убирал со стола посуду, обувался и одевался, Брынза расхаживал по квартире, приглядывался к картинам, висящим на стенах, щупал скатерть, занавески и что-то мычал себе под нос. Микулич и Багров ожидали их в кладбищенской сторожке и нервничали, хотя и старались этого не показать друг другу. Они поочередно косились на «ходики», посматривали в оконце и старались говорить о вещах, не имеющих никакого отношения к тому, что должно было произойти с минуты на минуту. Наконец появились Беляк и Брынза. — Вот и друзья, о которых я вам говорил, Евсей Калистратович, — представил Беляк Микулича и Багрова, — знакомьтесь и раздевайтесь. Уж здесь нам никто не помешает поговорить по душам. — И он мигнул Микуличу. Тот вышел из сторожки. Следовало проверить, на месте ли Найденов, которому поручено вести наблюдение за входом на кладбище. Через несколько минут Микулич возвратился. Уселись за стол и приступили к делу. — Мы должны оформить нашу договоренность документально, — предупредил друзей Брынза, и физиономия его расплылась в улыбке. Никто не возражал, но Беляк попросил рассказать вначале о задачах, стоящих перед ними. Брынза согласился. Он начал пространно объяснять, что именно интересует гестапо, в частности, обер-лейтенанта Бергера. Все сводилось к выявлению активных советских патриотов, ведущих борьбу против оккупантов. Брынза подчеркнул, что не все лица привлекают внимание Бергера. Те, например, которые только ругают гитлеровцев и этим ограничиваются, — а таких, по мнению самого Бергера, очень много, — его совершенно не интересуют. Они в данное время не опасны. А вот сведения о лицах, ведущих активную борьбу против нового порядка, господину Бергеру очень нужны. — Если бы мы с вами, — полушепотом проговорил Брынза, — смогли добраться до тех, кто организовал взрыв гостиницы, Бергер нас озолотил бы. Микулич заерзал на стуле. Беляк пристально посмотрел на него, и он успокоился. Наибольший интерес для Бергера представляли, оказывается, партизаны. Они виновники всех бед. — Вылавливать их не так уж и трудно, — сказал Брынза, — необходимо только желание и терпение. — Почему же он их не ловит, если нетрудно? — с ухмылкой спросил Беляк. — Не из таких, видно, партизаны, в руки не даются. А? Брынза сделал протестующий жест. Он относил партизан к числу трусов, способных лишь прятаться по лесам, по норам. — Они там, в лесу, с голоду подыхают, — энергично жестикулируя, уверял Брынза, — и если бы не вожаки-коммунисты, их можно на кусок хлеба, как на приманку, всех выудить. Да, да… Я-то уж знаю. Пусть вот сюда в город они пожалуют, кишка тонка!… — А вы думаете, тут их нет? — спросил Беляк, едва сдерживая смех. Ему захотелось посмотреть, какое будет выражение лица у Брынзы через несколько секунд. — Что вы! Пх! — Брынза замахал руками. — А за кого же вы нас принимаете — меня, моих друзей? — спросил Беляк и сделал знак Микуличу. Тот поднялся и встал у двери, опершись о косяк и заложив ногу за ногу. — Как? Я что-то не понял?… — удивленно спросил Брынза. Беляк повторил вопрос. — Шутник вы, господин Беляк! — хихикнул Брынза. Он обвел всех взглядом, потер пухлой белой рукой лоб, и тут вдруг его маленькие глазки провалились куда-то вглубь и стали еще меньше. — Руки вверх! — приказал Беляк подымаясь. — Обыщи его, Герасим. Насмерть перепуганный Брынза поднял дрожащие руки. Багров тщательно обшарил его карманы и поочередно передал Беляку: бельгийский пистолет, записную книжку со множеством занесенных в нее адресов и фамилий, исписанный лист бумаги, ключи от магазина. Беляк перелистал книжку и покачал головой, затем прочел содержание бумажки. В ней шла речь о женщине — жительнице города, которую якобы навещают подозрительные люди. Брынзу допросили. Он рассказал, что на службу к гестаповцам пошел добровольно, сразу же после прихода оккупантов в город, и работал у них под кличкой «Викинг», что выдал много советских людей, получив за это кучу денег и подарков. Беляк решил вернуться к вопросу, который поднял вчера, в начале беседы с Брынзой. Он считал, что сегодня Брынза должен сказать правду, так как заинтересован в своем спасении. — Кто тебя подослал ко мне? — обратился он к Брынзе. — Никто… никто… по собственной инициативе… — залепетал тот. — Кто знает о твоих сношениях с нами? — Никто… никто… — Как никто? — спросил Микулич, угрожающе надвигаясь на предателя. — А откуда тебе стало известно, что Беляк работает в управе? Брынза потер рукой лоб, силясь вспомнить, и выпалил: — Так мне рассказал об этом помощник господина… э… товарища Беляка, фининспектор Прохорчук… Он частенько бывает в магазине… по части налога. Прохорчук действительно работал вместе с Беляком. Беляк посмотрел на Микулича и продолжал допрос: — А что Прохорчук мог рассказать обо мне? — Он говорил, что при желании вы можете налог уменьшить. — Кому ты сказал, что отправился ко мне? — Никому… ни одной душе. Беляк попросил Микулича дать ручку, чернила и лист бумаги. Все это было приготовлено уже заранее и тотчас появилось на столе. — Пиши то, что я буду диктовать, — приказал Беляк. — Ясно? — Ничего мне не ясно… Я все рассказал… Писать ничего не буду, — запротестовал было Брынза. — Будешь! — прикрикнул Багров. — Пиши! Брынза взял ручку, обмакнул ее в чернила и вдруг завизжал во весь голос: — Не могу!… Не буду… Я все рассказал… Вы отвечать будете… Я жить хочу… — Пиши, не доводи до зла, — грозно предупредил Багров. Лицо Брынзы покрылось испариной. Он снова обмакнул перо и начал писать под диктовку Беляка. Лицо его то бледнело, то краснело. Окончив писать, он взглянул на Беляка глазами, налитыми животным страхом, и поставил внизу свою подпись. |