
Онлайн книга «Следы на снегу»
- За Якутск я ручаюсь, не задержит, а погода вас не испугает - это мне давно известно. - Тогда рано утром я буду здесь. Разрешите отправиться? - Да. Желаю успеха. Ни пуха, ни пера. Ноговицын рассмеялся и начал натягивать торбаза. - Чему вы смеетесь? - Да вот этому русскому напутствию: "Ни пуха, ни пера". У меня отец-старик плохо говорит по-русски. Он где-то услышал вот эту поговорку, скорее всего от русских охотников, - это же охотники так говорят, - ну и запомнил ее. Запомнил, но плохо. И вот как-то провожал меня в далекий рейс, - я летел в бухту Тикси, - и, прощаясь со мной, сказал этак серьезно: "В пух тебе и прах". Вот уже было хохоту. Шелестов, Быканыров и Эверстова тоже рассмеялись. - Ну как, готов? - обратился Ноговицын к своему механику. - Готов, можно и в небо, товарищ старший лейтенант, - ответил тот, затягивая "молнию" на комбинезоне. Летчик и механик пожали всем руки, и, когда дверь за ними закрылась, Быканыров опять прилег на свою койку и сказал: - Хорошие ребята. Веселые, молодые, а молодость, однако, не признает никаких трудностей, все одолеет. К утру они будут здесь на своей птице. Шелестов подсел к Быканырову и, положив руку на его плечо, проговорил: - Ты, отец, тоже молодой и тоже не боишься никаких трудностей и препятствий. И я думаю, что ты рано утром тоже будешь здесь. Старый охотник не понял смысла сказанного майором. - А куда же я денусь? Я вот на этой койке и буду. Майор посмотрел на ручные часы. - Нет, дорогой. Тебе, видно, не придется спать этой ночью. Тебе предстоит дело. Быканыров с несвойственной его возрасту проворностью поднялся с кровати. - Что же ты тянешь, Роман Лукич? Говори сразу, какое дело. - Я не тяну, я думаю. От тебя будет зависеть очень многое. От тебя будет зависеть: сможем ли мы завтра броситься в погоню за этими двумя или не сможем. - Так, говори, говори, - торопил Быканыров. - Что надо, я все сделаю. - Сколько километров от рудника до твоего колхоза? - спросил Шелестов. - По-разному, Роман Лукич. И смотря для кого. - Как это так? - А вот так. Днем шестнадцать, а ночью все двадцать. Я пойду - одно дело, а ты - другое. Шелестов закивал головой. - Понял. А председателем колхоза по-прежнему Неустроев? - Он. - Нам нужны будут к утру олени и нарты. Восемь оленей и четверо нарт. Ваш колхоз ближе к руднику. И я думаю вот о чем: пойти ли тебе одному к Неустроеву или и мне вместе с тобой? - Ты умный человек, Роман Лукич. Давно я тебя знаю. Скажи, однако, зачем двоим делать то, что сделает один? - Я тоже об этом думаю. Поэтому становись на лыжи и иди в колхоз. - И пойду, самой короткой дорогой пойду. Один я знаю эту дорогу. Два часа, - и я буду пить чай у Неустроева. - Это будет очень хорошо. Попроси товарища Неустроева от моего имени и от себя лично. Расскажи ему все толком. Он поймет и даст оленей. Я думаю, что все колхозники кровно заинтересованы в поимке таких людей, как Шараборин и Белолюбский. Который из них опаснее, - сейчас сказать трудно. - Понимаю, - коротко бросил Быканыров, одеваясь. - Оленей выбери хороших, нарты исправные, проверь упряжь... - Знаю, - ответил старый охотник, - сам буду все смотреть. Оленей возьму таких, что с осени не запрягались. - Он пощупал для чего-то свои ребра и стал надевать на себя короткую кухлянку. - Таас Бас пойдет со мной. - А вы его кормили, дедушка? - спросила Эверстова. - Я всегда вперед кормлю Таас Баса, а потом ем сам, - серьезно ответил Быканыров. - Вот я и готов. Утром буду здесь. Раньше буду, чем прилетят молодые. Шелестов вышел проводить старого друга. Пока Быканыров осматривал и закреплял лыжи, майор думал: "Как много раз выручал меня этот надежный товарищ. И сколько раз еще доведется мне обращаться к его помощи?" Он пожал руку охотника и стоял на ступеньках дома, пока Быканыров и Таас Бас не скрылись из глаз за строениями рудничного поселка. "Теперь надо предупредить Якутск", - решил Шелестов, вернувшись в комнату. - Сколько осталось времени до сеанса, Надюша? Эверстова посмотрела на часы и ответила: тридцать две минуты. - Ого! Не так уж много, - заметил Шелестов и, достав из полевой сумки карандаш и бумагу, сел за стол. Подумав, Шелестов написал короткую телеграмму полковнику Грохотову: "Полагаю, что напал на след преступников, которые скрылись в тайге. Принял решение преследовать их. Самолет отправил в Якутск. Прошу к его прилету подготовить офицера-оперативника, умеющего хорошо ходить на лыжах, и следующее, необходимое в тайге: недельный запас продовольствия, комплект сухих батарей для радиостанции, три пары лыж, палатку с печкой, две саперные лопаты, два бинокля, два компаса, четыре спальных мешка, походную аптечку. Кроме этого, прошу выяснять, кем и сколько времени работал на Джугджуре Белолюбский Василий Яковлевич. Прошу также прислать представителя судебной экспертизы для вскрытия тела Кочнева". - Успеете зашифровать? - спросил Шелестов, подавая лист бумаги Эверстовой. - Успею. - Ну, а я лягу. - Ложитесь, ложитесь, Роман Лукич. Ведь вам завтра рано вставать. - А вам? - Мне что, я все ночи сплю, а вы... - Я тоже сплю, и сейчас вы в этом убедитесь. Эверстова принялась зашифровывать радиограмму, а Шелестов, быстро раздевшись, залез под одеяло. Закончив сеанс с Якутском, Эверстова закрыла радиостанцию, положила ее себе под подушку и, готовя постель, посмотрела в сторону майора. "Уснул, слава богу", - и она выключила свет. Но она ошиблась. Шелестов не спал. Он размышлял над трагической судьбой инженера Кочнева. "Как все это нелепо. Поехал человек в командировку и больше уже не вернется. А дома, в Москве, его ждут. Была у него, видно, семья, жена, дети... Знают ли они о том, что самый близкий для них человек погиб? Наверное, уже знают. Якутск, конечно, уведомил Москву. Кто же его убил? Белолюбский или этот "Красноголовый" - Шараборин? Шелестову было не по себе. Сознание, что убийца инженера на свободе и даже еще не установлен, отравляло его отдых, отгоняло прочь сон. Шелестову казалось, что он действует медленно, вяло, нерешительно, что на его месте кто-то другой действовал бы активнее и за это же время добился бы определенных результатов. Ему всегда так казалось. Да и в самом деле, не пора ли на сегодняшний день иметь в руках что-то более точное, чем одни предположения? |