Онлайн книга «Немые и проклятые»
|
— Не совсем, — сказал он. — Когда все это случилось? — В марте прошлого года. — Вы отдыхали от чего-то конкретного? — Всего лишь от скуки, — ответил Марти. — Сеньора Крагмэн, смерть вашей матери… была внезапной? — У нее обнаружили рак, она умерла через десять недель. — Сочувствую, — сказал Фалькон. — А почему вам наскучило в Америке, сеньор Крагмэн? — Если хотите, можете звать нас Мэдди и Марти, — вмешалась Маделайн. — Мы предпочитаем свободный стиль. Ее идеально белые зубы мелькнули в улыбке за огненно-красными губами и тут же скрылись. Мэдди обхватила пальцами кожаные подлокотники кресла и снова скрестила ноги. — Мне наскучила работа, — сказал Марти. — Работа, которой я занимался. — Вовсе нет, — сказала она, их взгляды впервые встретились. — Она права, — сказал Марти, медленно поворачиваясь к Фалькону. — Зачем бы я стал работать здесь, если работа так уж надоела? Мне наскучила жизнь в Америке. Я просто не думал, что вам интересно. Эта деталь не поможет узнать, что случилось с Вегой. — Мне все интересно, — отозвался Фалькон. — У большинства убийств есть мотив… — Убийство? — перебила его Мэдди. — Но офицер у ворот сказал, что это самоубийство. — Может, и так, — сказал Фалькон. — А может, и не так. Но ведь и самоубийство должно иметь причины, значит, мне интересны мотивы поступков каждого, кто знал… покойных. Поступки могут многое объяснить. — Что? — спросила Мэдди. — Состояние психики. Степень счастья и разочарования, злости и радости, любви и ненависти. В общем, сильные эмоции, которые движут событиями и рушат жизни. — По манере говорить этот парень не похож на копа, — по-английски обратился к жене Марти. Мэдди смотрела на Фалькона, вглядывалась в его черты. Не иначе как он ей кого-то напоминает, подумал инспектор. — Что было настолько плохо в Америке? Что заставило вас уехать? — спросил Фалькон. — Я не сказал, что было плохо, — ответил Марти, напрягая плечи, словно стоял на старте олимпийского финала по гребле — Мне просто наскучила повседневная рутина. — Скука — один из сильнейших стимулов, — сказал Фалькон. — От чего вы хотели уехать? Что искали? — Порой американский стиль жизни означает существование в довольно замкнутом мире, — произнес Марти. — Множество севильцев едва ли покидали Андалузию, не говоря уж про Испанию, — сказал Фалькон. — Не видят необходимости. И не считают, что с их замкнутым миром что-то неладно. — Возможно, они не задаются этим вопросом. — А зачем, если они живут в самом прекрасном месте на земле? — Инспектор, вы когда-нибудь бывали в Америке? — Нет. — Почему? — спросил Марти возмущенно. — Это величайшая страна мира! — заявила Мэдди, оживленная, радостная, ироничная. — Не стану спорить, — проговорил Фалькон, на ходу обдумывая фразу. — Однако все, что я мог бы там искать, исчезло. Марти смахнул букашку с подбородка. Он выглядел довольным. — Что вы имеете в виду? — спросила Мэдди. — То, что завораживало меня в детстве… все эти черно-белые фильмы сороковых и пятидесятых. Насмотревшись их, я и стал детективом. — Вы были бы разочарованы. Те улицы, та жизнь, те ценности… мы от них ушли, — подтвердил Марти. — Инспектор, вы сделали большую ошибку, — сказала Мэдди. — Для Марти Америка — любимая тема. Стоит нам оттуда уехать, и вдруг оказывается, что он больше ни о чем не хочет говорить. Он будит меня среди ночи, потому что должен немедленно поведать последнюю пришедшую ему в голову теорию. Милый, что там было сегодня ночью? — Страх, — ответил Марти. Его темные глаза сверкали в глубоких глазницах, как тропические птицы, исчезающие в джунглях. — Страх — вот основа американского общества, — монотонно проговорила Мэдди. — Свежая мысль. Увы, он считает, будто первый все это выдумывает. — Ну, полагаю, после одиннадцатого сентября мир… — попытался свернуть тему Фалькон. — Не только теперь, — сказал Марти. — Страх был всегда. Даже первооткрыватели американских земель, сильные и бесстрашные люди… — Это очень интересно, — был вынужден перебить Фалькон. — И было бы увлекательно с вами побеседовать, но я, к сожалению, должен расследовать двойное убийство. — Видишь, ему не так уж интересны твои теории, — поддела Мэдди, а Марти жестом попросил ее замолчать. — И кстати, инспектор, он все равно считает ее величайшей страной в мире, несмотря на… — Когда вы в последний раз говорили с Вегой? — спросил Фалькон. — Я говорил с ним вчера вечером, около семи, в офисе, — ответил Марти. — Деловая беседа, ничего личного. Он держался собранно, профессионально… как всегда. — Вам известно о каких-либо финансовых трудностях, которые могли угнетать сеньора Вегу? — Он все время находился под давлением. Такова природа строительного бизнеса. Много забот: здания, оборудование, материалы, рабочие, бюджет, деньги… — А вы? — спросил Фалькон, оборачиваясь к Мэдди. — Я? — рассеянно переспросила она, отвлекаясь от какой-то серьезной мысли. — Когда вы в последний раз говорили с сеньором Вегой? — Я не… Не могу сообразить, — сказала она. — Милый, когда это могло быть? — Ужинали вместе на прошлой неделе, — напомнил он. — Какими тогда были Веги? — Рафаэль пришел один, — сказал Марти. — Как обычно, — добавила Мэдди. — Лусия всегда в последний момент отказывалась. То ребенок, то еще что-нибудь. Она не любила эти наши ужины. Была сторонницей традиций. На ужин в чей-то дом ходят только к родственникам. Она считала, что это неудобно. Ей было не о чем говорить, разве что про Марио, а у меня детей нет, так что… — Она была неврастеничкой, — сказал Марти. — Как ладили сеньор Вега с женой? — Он был очень ей предан, — сказал Марти. — Означает ли это, что любви там больше не осталось? — Любви? — спросила она. Марти, кивая, смотрел на жену. Он словно хотел, чтобы Мэдди продолжала говорить, за них обоих отвечая на вопрос Фалькона. — Инспектор, вы не считаете, что преданность — составляющая любви? — Считаю, — сказал Фалькон. — Но вы, похоже, отделяете преданность от любви в целом, как будто это все, что осталось. — Вам не кажется, инспектор, что такова природа брака… или любви? — спросила она. — Что со временем она разлагается, пыл и страсть изнашиваются, волнующий секс… |