Книга Сотворение Святого, страница 33 – Уильям Сомерсет Моэм

Тут одно из окон дворца распахнулось, и мы увидели стоящего за оконным проемом Фабрицио Торниелли, который смотрел на площадь. Мы получили свой шанс. Мое сердце забилось так яростно, что мне пришлось поднести руку к груди, чтобы чуть успокоить его. Помимо меня и Маттео Кеччо взял с собой во дворец Марко Скорсакану, Лодовико Пансекки и Шипионе Моратини. Кеччо коснулся моей руки, и мы медленно поднялись по ступенькам, а остальные шли следом. Глава семьи д’Орси, как тогда говорили, имел золотой ключ, то есть мог пройти к графу в любое время. Стражник у двери отсалютовал нам, не задав ни единого вопроса. Мы поднялись в личные покои Джироламо, и слуга впустил нас. Оказались в приемной и увидели большую дверную арку, задернутую портьерой.

— Подождите меня здесь, — распорядился Кеччо. — Я пойду к графу.

Слуга откинул портьеру, Кеччо прошел, портьера за его спиной вернулась на прежнее место.

Джироламо стоял, облокотившись на подоконник. Он протянул Кеччо руку.

— Кеччо, как ты?

— Все хорошо. А вы?

— Мне всегда хорошо, когда я среди своих нимф.

Он обвел рукой фрески на стенах. Их автором был знаменитый художник, и они изображали нимф, бегающих, прыгающих, купающихся, плетущих венки и приносящих жертву Пану. Собственно, комната эта так и называлась — Кабинет нимф.

Джироламо огляделся с довольной улыбкой.

— Я рад, что все наконец-то закончилось. Восемью годами раньше здесь были только каменные стены, а теперь все выкрашено и отделано, так что я могу сесть и сказать: «Работа закончена».

— Такой работой можно гордиться, — кивнул Кеччо.

— Ты представить себе не можешь, Кеччо, как я этого ждал. Раньше я всегда жил в домах, которые строили и отделывали другие люди, и они жили в них до меня. Но этот дом я построил по своему вкусу. Я контролировал каждый этап строительства и могу сказать, что это действительно мой дом.

Он помолчал, оглядывая комнату.

— Иногда, казалось, я с головой уходил в строительство, потому что не было у меня более приятного времяпрепровождения. Удары молотка плотника, стук мастерка каменщика музыкой звучали в моих ушах. В законченности всегда есть привкус меланхолии. В тот момент, когда заканчивается строительство дома, начинается его разрушение. Кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем эти картины сползут со стен, да и сами стены обратятся в пыль?

— Пока ваша семья будет править в Форли, этот дворец сохранит свое великолепие.

— Да, и, я уверен, если семья будет поддерживать дом, то и дом будет поддерживать семью. Я чувствую, что все сильнее укореняюсь в Форли, становлюсь с городом единым целым. И я полон надежд, потому что еще молод и силен. Впереди еще добрых тридцать лет жизни, а за тридцать лет можно многое сделать. И мои дети, Кеччо! Каким славным для меня будет день, когда я возьму сына за руку и скажу ему: «Ты уже взрослый и сможешь удержать скипетр после того, как смерть заберет его из моей руки». Этот дворец будет хорошим подарком, который я ему оставлю. У меня столько планов. Форли станет богатым и сильным городом, а его правитель не будет опасаться соседей: и папа, и Флоренция будут искать его дружбы.

Он смотрел куда-то далеко-далеко, словно видел будущее.

— А пока я хочу наслаждаться жизнью. У меня жена, которую я люблю, дом, которым горжусь, два верных города. Чего еще можно желать?

— Вы счастливый человек, — кивнул Кеччо.

Последовала короткая пауза. Кеччо пристально смотрел на графа. Тот отвернулся и отошел, и Кеччо взялся за кинжал. Последовал за графом. Джироламо повернулся к нему, держа в руке драгоценный камень, который взял с подоконника.

— Когда ты пришел, я рассматривал этот камень. Бонифацио привез его из Милана, но, боюсь, я не могу его себе позволить. Хотя искушение велико.

Он протянул камень Кеччо.

— Я не думаю, что он лучше того, что вы носите на шее. — Кеччо указал на другой камень, оправленный в золото, висевший на тяжелой золотой цепи.

— Нет, этот красивее, — не согласился Джироламо. — Сравни их.

Кеччо поднес камень, который держал в руке к другому, и при этом пальцами надавил на грудь графа. Хотел убедиться, что тот без кольчуги, чтобы не допустить ту же ошибку, что и подручный графа… Он предполагал, что никакой кольчуги нет, но рассчитывал убедиться в своей правоте.

— Я думаю, вы правы. В оправе второй камень смотрится лучше, сверкает ярче. И неудивительно, потому что оправа и цепь — шедевр.

Он приподнял цепь, вроде бы для того, чтобы получше ее рассмотреть, и при этом положил руку на плечо графа. Теперь точно знал, что кольчуги нет.

— Да, — кивнул Джироламо, — их мне изготовил лучший золотых дел мастер Рима. Настоящее произведение искусства.

— Вот ваш камень. — Кеччо протянул его графу, но так неловко, что, когда граф хотел взять камень, он проскользнул между их рук. Джироламо инстинктивно наклонился, чтобы поймать камень. В этот самый момент Кеччо выхватил кинжал и вонзил в спину графа. Того качнуло вперед, и он упал лицом вниз.

— Боже, — крикнул Джироламо. — Меня убили!

Ранее из кабинета не доносилось ни звука. Теперь же мы услышали и крик, и тяжелый удар. Слуга рванулся к портьерам.

— Они убивают моего господина! — закричал он.

— Заткнись, болван! — Я схватил его сзади и, руками закрыв рот, потащил назад. В тот же самый момент Маттео выхватил кинжал и пронзил слуге сердце. Несчастный дернулся, я оттолкнул от себя уже бездыханный труп, и он, упав на пол, откатился в сторону.

Тут же из-за портьеры появился Кеччо, привалился к стене. Бледный как смерть, дрожа всем телом, он молчал, жадно хватая ртом воздух, и я подумал, что сейчас он лишится чувств. Потом невероятным усилием воли он заставил себя просипеть:

— Господа, мы свободны!

— Свобода! — вырвался из нас общий крик.

— Он мертв? — спросил Лодовико Пансекки.

Вновь дрожь пробежала по телу Кеччо, словно от порыва ледяного ветра. Он доплелся до стула, плюхнулся на него, простонал:

— О Боже!

— Я пойду посмотрю. — Пансекки откинул портьеру и скрылся в кабинете.

Мы стояли, дожидаясь его. Услышали тяжелый удар, потом появился Пансекки.

— В этом можно не сомневаться.

Мы увидели кровь на его руках. Подойдя к Кеччо, он протянул ему кинжал, украшенный драгоценными камнями:

— Возьмите. Здесь он понадобится вам больше, чем там, где вы его оставили.

Кеччо в отвращении отвернулся.

— Слушай, возьми мой, — предложил Маттео кузену. — Я возьму твой. Он принесет мне удачу.

Едва эти слова слетели с его губ, в коридоре послышались шаги. Шипионе осторожно выглянул за дверь.

— Андреа Фрамонти, — прошептал он.