Онлайн книга «Третий фланг. Фронтовики из будущего»
|
— Я понимаю, что ваши попаданцы сейчас занимаются другими вопросами и общение с ними свелось к нулю, но вы же сами должны это осознавать лучше всех… — То, что мы чужие вам, вашему времени, вашим партийным идеям? Закончится война, и мы станем тут не просто чужими, а вообще лишними. Подрывать идеологические устои – это чревато… правда? Но мы-то ладно! Нас-то всего семеро – никто не заметит таких потерь. Они в миллионном списке погибших будут незаметны, а в чем виноваты эти пацаны? В том, что их не научили должным образом уходить из засад? В том, что они не умеют стрелять из немецких автоматов, когда в своих кончились патроны? В чем? — Вы так переживаете за них? Больше, чем за себя. — А… — я махнула рукой, — материнский инстинкт. Здоровая родительская паранойя. Давай я лучше на фронт пойду? Вернее, за линию фронта. С этими пацанами… Ярошенко смотрел на меня долго. Я даже начала переживать – может, сказанула что-то не то… — Ваша просьба об участии в боевых действиях, Ника Алексеевна, удовлетворена… — Вот и хорошо! — обрадовалась я и вскочила… чтобы оказаться в объятиях Алексея. Листы докладной разлетелись по полу. — Не пущу! — прохрипел он и сжал меня крепче. — Не пущу! — Ты чего? Товарищ Ярошенко?! — Леша… для тебя я просто Леша. Никушка. Я люблю тебя! Пожалуйста… Не пущу! Я замерла. Вот и приплыли! Что же мне делать? Как любить? Как? Закрыла глаза и опустила голову на плечо… Руки сами собой опустились, будто обессилели. Я ведь чужая… другая… я не могу… Я люблю… и боюсь любить. — Леша… прости. Он вскинул голову. В глазах такое отчаяние, что захотелось умереть прямо сейчас. — Это значит – нет? — Это значит, что я не знаю… Давай не спешить! Он задохнулся, но произнес спокойно: – Хорошо… только пообещай мне, что на фронт не будешь рваться! Я усмехнулась: – Мне и здесь дел много… пока что. Я еще хочу подводных диверсантов сделать… и князю Боргезе морду набить! Степан После совещания начался… да, да, правильно – обычный ад, который называется созданием чего-то нового с нуля. Причем сделать это новое надо было вчера. Прибывали люди, техника, «полуфабрикаты» для постройки наших самоделок. И так далее, и тому подобное. Все это надо было разместить, проверить, обучить. На этом фоне работа над самодельной ЗСУ-37-1 на шасси БТ оказалась самой простой: опыт есть. Раз собрали в лесу, на довольно скудной технической базе, то, имея базу полигона, сделаем тем более. И сделали ведь. Агрегат получился так себе. Не «Шилка», конечно. Но что-то, способное открыть огонь спустя секунды после остановки, получилось. Ника Сегодня радостный день. Двадцать первое ноября. Наконец-то горячо любимый товарищ Берия удостоил меня чести предстать перед его светлым образом. Вот блин! Ярошенко хмуро осмотрел меня, молча протянул оставленную на кровати юбку. — Оденьте все-таки вместо брюк, Ника Алексеевна. Я поджала губы, но бодаться взглядами с НКВД-шником бесполезно, поэтому я, недовольно хмыкнув, ушла обратно в комнату – переодеваться. В Москву мы ехали под усиленной охраной. Целый грузовик солдат. Однако шухер нападение на Букваря вызвало нехилый. Коридоры Лубянки. Ну, коридоры как коридоры. Чего их все боятся? Дорожек ковровых нет – паркет, но добротный, не скрипит. Двери как двери. Проблем-то… Навстречу нам идут двое невысоких людей. Один кажется знакомым, явно его портрет где-то в литературе встречался, а второй – солдатик молоденький. Разминулись в широких коридорах, даже не пришлось к стенкам прижиматься. — Кто это? — спрашиваю Ярошенко. Больно мордочка знакомая… — Хрущев. Никита Сергеевич… Вот блин, и не узнала, однако… — Курсанин, останетесь здесь! Повернулась так резко, что чуть не сбила своего сопровождающего. Невысокий, светлый… мальчишка еще… — Дмитрий… Николаевич… — и сердце бухнуло как кувалдой… стало жарко, и коридор начал куда-то уплывать… — Ника Алексеевна! Ника! Что с вами?! Чувствую, что меня куда-то тащат, я вцепилась в чью-то гимнастерку. — Воды! Быстро! Я пытаюсь найти глаза Ярошенко. — Леша… Курсанин… Дмитрий Курсанин… Диван почему-то жесткий. Внутри меня будто кто-то скручивает в рог, мне холодно и жарко одновременно. Почему-то очень важно сказать, что нельзя Курсанину находиться рядом с Хрущевым. Нельзя, и все… Почему же… «А как раз в канун Лениного дня рождения, — я сижу за семейным столом и слушаю, открыв рот, — рядом с Хрущевым взорвался снаряд. Вот у меня два осколка в спине с тех самых пор и остались. Закрыл я тогда его…» В канун Лениного… Старший брат – Леонид Николаевич, погиб в начале августа под Киевом… погиб-родился… когда же он родился? Почему мне сейчас это так важно… Человек в очках расплывается. Пытаюсь и ему сказать, но горло пересохло. Мне так холодно, что я сворачиваюсь на диване в клубочек и умоляюще смотрю в его глаза… — Вызовите «Скорую»! И сержанта Курсанина тоже в изолятор! Да, правильно. Почему-то мне это кажется самым правильным решением… День рождения Лени… 23 ноября… Потолок белый… Однозначно! И стены тоже белые. Ага, я в больнице! Прекрасные дедуктивные способности у тебя, Никушка! Хочется даже рассмеяться! — Как вы себя чувствуете? Поворачиваю голову. Сиделка. Немолодая женщина. — Нормально… кажется. — Поставьте градусник. — Ага. Спасибо. — Держите его, крепко. А я пойду врача позову. Хорошо? — Конечно, идите, — соглашаюсь я. Врач – это хорошо, по крайней мере, узнаю, что со мной. Но вместо врача первый врывается мой ненаглядный Ярошенко. Живет он здесь, что ли? — Как вы? Если каждый будет приходить с этим вопросом, возьму и напишу плакат над головой: «Самочувствие в норме! Не сдохла!» — Что со мной? Алексей, видно с перепугу, темнить не пытается: – У вас резко поднялась температура. Почти до 41. Два дня держалась. Какая сейчас? Вынимаю градусник. — 36,6. — Вот и хорошо! — Я бредила? Он улыбается: – Нет, только кричали, что кровать жесткая. Пришлось во всей больнице искать мягкую кровать. Самым мягким оказался диван главврача. Вот вас сюда и перенесли. И вы сразу уснули… — Однако, прикол… — удивилась я. В детстве мама мне как-то рассказывала, что когда я сильно болела, я прыгала по диванам и искала мягкое место, а потом подгребала под себя подушки и засыпала. Но чтобы сейчас… видно, сильно меня скрутило! |