Книга Алтарь победы, страница 35 – Чингиз Абдуллаев

– Я не буду с вами спорить, – устало сказал Идрис. – Свою работу вы выполнили, и деньги вы получите. Скажите своим людям, что они могут спокойно отправляться в Европу. Там ничего не произойдет. Старушка Европа может спать спокойно. Оба контейнера будут доставлены на территорию «Желтого дьявола», где и останутся до тех пор, пока Вашингтон не удовлетворит наши требования. По-моему, это была и ваша мечта: побольнее ударить по американцам, которые отняли у вас сына.

– Он был американским журналистом, – напомнила она.

– И пакистанским гражданином, – парировал Идрис. – Если бы у него был американский паспорт, они никогда не посмели бы уничтожить этот дом. А пакистанец, даже работающий на их журнал, – это не тот человек, с которым они будут считаться. И вы знаете об этом лучше меня.

– Не нужно больше об этом, – попросила Сайед, – свою боль я буду переживать без вашего сочувствия. У меня еще один вопрос. Когда сможет уехать наш немецкий гость? Он уже все закончил. Насколько я знаю, вы заплатили ему аванс и уже перевели все остальные деньги.

– Пока пусть никуда не уезжает, – предложил Идрис, – через несколько дней мы привезем вам деньги и билеты. Он сможет улететь к себе в Германию или в Сирию, куда захочет.

– Я так ему и передам. Его беспокоят вопросы морального порядка, как и многих моих сотрудников. У нас, конечно, все мусульмане, но в отличие от вас они верят в Аллаха и не хотели бы, чтобы их разработки использовали против невиновных людей.

– Этого никогда не будет, – заверил ее Идрис.

– Надеюсь, что вы говорите правду. Хотя в это трудно поверить. – Она потушила сигарету и, взглянув на пачку, не стала доставать новую.

– Я приехал попрощаться, – сообщил Идрис, – и еще вот что… Если бы вам предложили еще двадцать миллионов, вы бы создали еще два контейнера?

– Вы хотите знать правду?

– Конечно.

– Я бы уничтожила и эти два, которые мы сделали по вашему заказу. Вы и ваш подручный Ибрагим – явно не те люди, в руки которых можно давать такое оружие.

– Браво. Вы, похоже, вообще ничего не боитесь.

Она все-таки достала сигарету, щелкнула зажигалкой и закурила.

– Не боюсь. Конечно, я ничего не боюсь. У меня отняли моего сына – единственное, ради чего мне следовало жить в этом мире. Все самое страшное уже произошло. Теперь мне ничего не страшно, даже возможные последствия моего злоупотребления никотином. Ничего. Вы меня понимаете?

Идрис поднялся. Ему больше не хотелось разговаривать с этой полоумной стервой, которая его так достала.

– Возможно, мы больше никогда не увидимся, – сказал он на прощание, – я только хотел поблагодарить вас и попрощаться. Не нужно делать из нас таких монстров. Мы всего лишь люди, пытающиеся обороняться от гораздо более сильного врага. В конце концов у нас нет ничего, кроме ваших двух контейнеров, а у них – тысячи ракет, самолетов, подводных лодок, авианосцев, эсминцев, танков, напалма, спутников – и все против нас. Вы просто помогли нам почувствовать себя не такими брошенными. Разве ради этого не стоило работать?

– Чем вы лучше них? – поинтересовалась профессор. – И вы, и они готовы положить на свой алтарь победы любые жертвы, миллионы людей. И для вас, и для них конкретная человеческая жизнь ничего не значит. Алтарь в древности был жертвенником, где приносили жертвы богам, на нем убивали своих врагов, чтобы оросить их кровью свою будущую победу. Вот и теперь вы готовы положить на свой алтарь любое количество жертв. Я не оправдываюсь – мы делали оружие сознательно и понимали, что именно делаем. Но на прощание я могу сказать вам, что презираю и вас, и ваших противников. Для меня вы все нелюди, все одинаковые монстры, которые не верят в Бога, как бы вы его ни называли; вы готовы ради сиюминутных побед принести в жертву остальных людей.

– Хорошо, что вы не сказали мне этого перед тем, как начать работу, иначе я бы просто не пустил вас в эту лабораторию, – процедил Идрис. – До свидания.

Он вышел, не протягивая ей руки. Профессор потушила сигарету, вернулась на свое место. Задумчиво раскрыла свою записную книжку, начала ее листать. Увидела имя Маджида аль-Фаради и вспомнила этого молодого человека, который был представителем известной арабской семьи. Немного подумав, она набрала номер. Долго ждала, пока он ответит. Наконец в трубке раздалось:

– Слушаю вас.

– Это профессор Гюльсум Сайед. Вы меня помните, Маджид? – спросила она.

– Конечно. Где вы находитесь? Я ищу вас в Пакистане уже второй месяц, никак не могу найти.

– Мы в Мултане, – сказала она с некоторым сомнением, но не стала уточнять, что их лаборатория находится в Музаффаргархе.

– Я сейчас нахожусь в Лахоре. Нам нужно встретиться и обязательно переговорить, – предложил он.

– Нет, – возразила она, – не нужно сюда приезжать. Мы завтра или послезавтра отсюда уедем.

– Я хотел рассказать вам про вашего сына. Там все было не совсем так, как вы думаете.

– Я уже давно ничего не думаю, Маджид, – устало произнесла женщина.

– Его нарочно подставили, – закричал он, – там не было никаких вождей племен! Его послали туда, а американцам сообщили об их встрече, чтобы они нанесли удар. Они сделали это нарочно, чтобы вынудить вас работать на них.

Она замерла. Молчала секунд тридцать или сорок.

– Вы меня слышите? – тревожно спросил Маджид.

– Уже поздно, – сказала она, – уже слишком поздно…

– Ничего не поздно. Я приеду к вам завтра утром. Скажите, в каком месте Мултана вы находитесь?

– Не нужно приезжать, – снова сказала она, – просто запомни и передай. Мы сделали два контейнера, и они хотят переправить их в Америку. Передай, что оба контейнера отправят туда. И до свидания.

– Подождите, – закричал он, но она положила трубку.

Затем заставила себя подняться. В ее аптечке есть сильнодействующее средство. Это был яд, который она давно держала для себя. Когда боль становилась невыносимой, она всегда помнила, что есть путь к спасению. Но она не может уйти из этой жизни просто так. У нее еще есть другие обязательства. Перед сотрудниками, перед Хозваном Джабри. У нее есть еще двоюродный брат, сын сестры ее матери, у которого растут две очаровательные девочки. Нужно будет перевести все деньги на их счет. Ей еще нужно немного потерпеть, оставаясь на этом свете несколько дней. Пусть привезут деньги, и она распределит их между сотрудниками. А потом… потом можно уходить. Она даже не хочет вникать в слова Маджида. Какая разница, кто именно виноват в смерти ее сына? Аморальны обе стороны, у них нет ничего святого. Самое главное: если существует загробная жизнь, то у нее будет шанс увидеться с сыном. Но она слишком большой атеист, чтобы верить в подобную чушь. И поэтому она уйдет, чтобы отдохнуть. И эта постоянная боль о сыне больше не будет так страшно терзать ее душу.

Она не могла даже предположить, что усевшийся в салон внедорожника Идрис аль-Исфахани коротко выругался и, обращаясь к Ибрагиму, убежденно произнес: