Книга Любимый ястреб дома Аббаса, страница 68 – Мастер Чэнь

Дальше я увидел, что в тумане над самим Большим Забом просматривается странная и тоже ползущая в нашу сторону чешуйчатая серая полоса, от одного берега до другого.

— А вот они уже и здесь, — со странным удовлетворением раскатился голос Юкука справа. — Посмотрите.

Я проследил за его рукой: на нашем берегу, как раз там, куда упиралась увиденная мной только что серая полоса в тумане, уже шевелились на земле темные квадраты с расплывчатыми краями. И никто не мешал этим квадратам делиться на части и постепенно распространяться по нашему берегу вширь.

— Они будут бить не только лицом к солнцу, но и снизу вверх, поднимаясь в гору от берега — а молодец все таки Абдаллах, — сказал Юкук, и в голосе его началось наконец, чувствоваться напряжение.

Вот и все, подумал я. Молодец Абдаллах или нет — он здорово просчитался: десять к одному, против нас — сто двадцать тысяч воинов в железной чешуе, на конях и верблюдах, под командой лучшего в этой части света полководца. Вот так кончаются игры между союзниками: катастрофа, верная смерть.

И что теперь? Повернуть коней? Повести три тысячи воинов через горы Ирана в кровавый хаос, в который уже точно впадет теперь наша родина? Да они проголодаются уже к полудню, и что тогда? Грабить встречные села? Нет, поздно, поздно, все бессмысленно.

Да ведь это уже было, вдруг вспомнил я. Но тогда, у Железных ворот, степные травы так сладко пахли, тогда я знал, что со мной, неопытным новичком, зажатым среди железных рядов тюркской конницы, ничего не может случиться — потому что смерть не для юноши из дома Маниаха. Я выехал сюда за победой — а вот и она, вот мы и побеждаем, и как могло быть иначе?

А в это время где-то вдали, на краю совсем другой равнины, по которой ехал мирный караван, на горизонте ее возникало уже маленькое облачко пыли. И женский голос, который я давно уже забыл, шептал: не бойтесь, малыши, с нами ничего не может случиться, они проскачут мимо.

И в ушах у меня зазвучало всполошенное ржание коней…

Железная перчатка легла на мою руку:

— Я прикажу бить в гонг? — сказал Юкук.

— Нет, сначала туг с ястребом сюда, — покачал я головой.

Шипение гонга понеслось над рядами моей конницы. Сначала я, осененный черной птицей на знамени, подъехал к тюрку Карзананджу. Мы долго смотрели друг другу в глаза. Потом он перевел взгляд на ястреба и, наконец, кивнул мне.

— У тебя больше тысячи всадников, — сказал я ему. — Ты эмир. Стоять будешь вот здесь, с фланга, и чуть сзади моих согдийцев. Не дай никому ударить Абдаллаху в спину. Действуй сам, без команды. Врежь так, чтобы запомнили навсегда.

Он кивнул и начал движением руки перестраивать свой отряд.

Новоприбывших согдийцев я выстроил второй линией за спинами моей проверенной тысячи. Я медленно ехал вдоль рядов конницы, всматриваясь в лица. Потом перевел взгляд в центр всей армии — в сердце, как говорил Абдаллах.

Сзади плотного черного прямоугольника этого «сердца» отчетливо различались два пеших человечка, которые несли что-то вроде бревна. Вот они уложили эту штуку на бурую землю и начали раскатывать ее. «Что ж тут даже колючка не растет — ведь берег реки», — подумалось мне.

Потом человечки начали бросать на получившийся квадрат подушки. К этому сооружению враскачку уже подходил сам Абдаллах — я отчетливо видел агрессивно торчащую вперед бороду. Вот он потоптался по ковру и неуклюже уселся на него, опер голову на руки — и замер, глядя в спины своим воинам.

Я перевел взгляд левее, поверх голов воинов Абдаллаха. Отряд за отрядом армии Марвана медленно переходили реку — теперь я уже видел, что идут воины, ведя в поводу лошадей, по шаткому мосту, состоящему из множества связанных бок о бок лодок. На нашей стороне всадники снова оказывались в седлах и расходились влево-вправо от переправы. Весь наш берег уже был покрыт их конными массами, а Абдаллах так и сидел одиноко на своем ковре.

Я объехал строй спереди и медленно двинулся вдоль него, вглядываясь в лица своих солдат. Мне нечем было утешить их. И я просто смотрел им в глаза, будто говоря молча: я тоже здесь, я там, где и вы.

А дальше оставалось лишь сойти с седел и ждать — ждать, пока Абдаллах позволит переправиться всему этому бесконечному воинству, которое постепенно выстраивалось в более стройные квадраты вдоль нашего берега. А там, за рекой, холмы все шевелились, поблескивая искрами отточенного металла.

И вот серые квадраты на нашем берегу тронулись вперед — сначала тихо, а далее, в центре, все быстрее. И я понял, что зря надеялся на чудо, зря оборачивался и мысленно прокладывал дорогу к бегству. Оставалось только сделать рукой движение снизу вверх — в седла.

Но подниматься на коней, как оказалось, было еще рано. Потому что те серые металлические квадраты, что были перед нашим строем, замерли — и лишь справа от меня, в центре, грязный вал летел по темной земле вперед, мгновенно поедая ее. На гребне этого вала бешено искрились проблески металла.

Первый и второй ряд нашего центра стали похожи на упрямо выставленную вперед бородку — он ощетинился копьями. И когда земля начала качаться даже у нас под ногами, конный вал армии халифа врезался в стену копий.

Сначала не было видно ничего — слышались только ни с чем не сравнимые глухой стон и рев. И еще какое-то время прошло, — а все оставалось по-прежнему, как будто волна уперлась в скалу и забыла отбежать обратно.

И тут я понял, что неподвижность эта и есть самое невероятное из всего.

Стена копий держалась.

А над ней висела туча летевших с нашей стороны стрел. И больше никакого движения на поле не было.

Потом конница Марвана начала откатываться назад, ее отряды стали заново выстраиваться в ровные квадраты — и снова в нашу сторону потек по несчастной земле вал, ощетиненный металлом.

Я перевел взгляд за реку: нет, надежды все равно не было никакой. На том берегу оставались и ползли в нашу сторону еще сотни серых квадратов, и заминка первого удара не значила ровным счетом ничего.

И снова отхлынул клубящийся вал от «сердца» армии Абдаллаха.

— Посмотрите, посмотрите, хозяин, — вот туда, через реку. Вот и видно, что это не армия Дамаска, а гораздо хуже, — донесся до моих ушей надсадный голос Юкука. И я понял что все это время над полем висел сплошной глухой рев, просто я его уже не слышал.

Я перевел взгляд за реку и, следуя за рукой Юкука, увидел странные вещи. Один квадрат воинов прекратил движение, потом двинулся вбок и смял другой такой же квадрат. Целых два холма замерли в неподвижности. И еще — одна длинная, толстая, закованная в металл змея двигалась среди этих живых холмов в обратную сторону от переправы, создавая на своем пути хаос.

— Дрянь дела у Марвана, — прокричал Юкук — Его-не-слу-ша-ют-ся!

Впрочем, поток воинов все так же тек по лодочному мосту, и тех, кто уже стоял на нашем берегу, было чуть не вдвое больше, чем нас.