Книга Ультиматум Борна, страница 64 – Роберт Ладлэм

— Если бы у меня было что-то ценное — кроме моего юридического опыта, который в вашем полном распоряжении, — я бы с радостью поделился. Дорогой кузен, так и будет, если я что-нибудь получу.

— Merci bien, Cousin. [25]

– D’accord, mon ami, [26] но прошу вас, ничего не рассказывайте этим ирландским язычникам.

— Что-то не похоже, что вы бедствуете, судья, — заметил Джон Сен-Жак.

— Выходит, что внешность так же обманчива, как и давно забытое звание, о котором вы так благородно упомянули… Смею добавить, что мои запросы не так уж велики, ведь я одинок, и роскошь не является для меня предметом первой необходимости.

— Так, значит, вы тоже потеряли жену?

— Хотя это и не ваше дело, скажу, что моя жена покинула меня двадцать девять лет назад, а мой тридцативосьмилетний сын, который сейчас преуспевающий адвокат на Уолл-стрит, живет под ее фамилией, а когда кто-нибудь из любопытства его спрашивает, отвечает, что никогда не знал меня. Мы не виделись с тех пор, как ему исполнилось десять лет; это было не в его интересах, ну, вы понимаете.

— Quelle tristesse. [27]

– Quel дерьмо, друг мой. Этот парень унаследовал мозги от меня, а не от ветреницы, которая его родила… Но мы отвлеклись. Мой аристократичный французский «родственник» имеет свой интерес — скорее всего, основанный на предательстве — сотрудничать с вами. У меня тоже есть серьезные причины вам помогать, но я не могу забывать и о себе. Мой новый престарелый друг может вернуться и спокойно дожить свой век в Париже, тогда как мне, кроме как в Бостон, податься некуда, а за жизнь у меня скопилось не так много возможностей сводить концы с концами. Поэтому мое искреннее желание помочь должно подождать. С той информацией, которой я обладаю, я не проживу и пяти минут на улицах Бостона.

— Зацепка, — произнес Джон Сен-Жак, пристально глядя на Префонтейна. — Мне жаль, судья, но мы в вас не нуждаемся.

– Что? — Мари выпрямилась на стуле. — Брат, прошу тебя, нам нужна любая помощь!

— Только не от него. Мы знаем, кто его нанял.

— Это правда?

— Конклин знает; он назвал это «зацепкой». Он сообщил мне, что человек, проследивший твой путь с детьми сюда, воспользовался для этого услугами судьи, — брат указал кивком на бостонца. — Его услугами. Вот почему я угробил катер за сотню тысяч долларов, чтобы сюда добраться. Конклин знает, кто его клиент.

Префонтейн снова посмотрел на старого француза.

— Вот теперь самое время для "Quelle tristesse", господин Герой. У меня ничего не осталось. Моя настойчивость принесла мне только порезанное горло и опаленный скальп.

— Это совсем не так, — вмешалась Мари. — Вы же юрист, и не мне вам это объяснять. Подтверждение фактов — это тоже помощь. Вы можете потребоваться нам, чтобы засвидетельствовать все, что вы знаете, определенным людям в Вашингтоне.

— Чтобы привлечь меня как свидетеля, потребуется повестка в суд, моя дорогая. Я все подтвержу под присягой, вот вам мое честное личное и профессиональное слово.

— Мы не будем обращаться в суд. Никогда.

— Да?.. Понимаю.

— Нет, судья, вы еще ничего не понимаете. Все же, если вы согласитесь помочь нам, вам хорошо заплатят… Секунду назад вы говорили о причинах, которые заставляют вас помогать, и что они второстепенны по отношению к вашему желанию разбогатеть…

— Моя дорогая, а вы часом не юрист?

— Нет, экономист.

— Святая Мария, это еще хуже… Вы хотите знать мои причины?

— Они касаются вашего клиента, человека, который нанял вас следить за нами?

— Да. Его августейшая персона — как в «Цезаре Августе» — должна быть выкинута на помойку. Если отбросить незаурядный интеллект, он настоящая проститутка. Он мне столько всего наобещал, но все пошло прахом, когда он поставил на первое место свою личную выгоду.

— Мари, о чем это он?

— Думаю, о человеке с большим влиянием и властью, которых нет у него самого. Наш обвиняемый вступил в борьбу за чистоту нравов.

— И это говорит экономист? — спросил Префонтейн, снова машинально дотрагиваясь до ожогов на шее. — Экономист, рассуждающий о своем последнем прогнозе, вызвавшем неверное поведение на бирже и потери, которые много игроков смогли выдержать, но большинство — нет.

— Мой голос никогда не обладал таким весом, но я уверяю вас, что это рассуждения о тех многих, кто никогда не рисковал, потому что их прогнозы оставались только прогнозами, всего лишь теория. Это безопасная позиция… В отличие от вашей, судья. Вам может потребоваться защита, которую мы готовы предоставить. Каков ваш ответ?

— Господи Иисусе и Пресвятая Богородица, ну и деловой же у вас подход…

— Я не могу иначе, — ответила Мари, глядя на старика из Бостона. — Я хочу, чтобы вы остались с нами, но не собираюсь вас упрашивать. Если нет — я просто оставлю вас ни с чем, и можете возвращаться обратно, на улицы Бостона.

— Вы уверены , что вы не юрист — или, скорее, верховный палач?

— Как вам будет угодно. Просто ответьте мне.

— Да кто-нибудь мне, в конце концов, объяснит, что тут происходит?! — не выдержал Джон Сен-Жак.

— Ваша сестра, — отозвался Префонтейн, нежно глядя на Мари, — только что завербовала рекрута. Она четко обрисовала все перспективы, что очень ценят адвокаты, и ее железная логика, вкупе с прелестным личиком, обрамленным темно-рыжими волосами, не оставляет мне выбора.

— Что?..

— Он предпочел остаться на нашей стороне, Джонни. Проехали.

— Да зачем он нам нужен?

— По множеству различных причин, молодой человек, — ответил судья. — В определенных ситуациях самодеятельность — не лучший способ решить проблемы, если только вы хорошенько не защищены с юридической точки зрения.

— Сестра, ты думаешь, это будет правильно?

— Во всяком случае, братишка, это не так плохо. Но решать Джейсону — черт — Дэвиду!

— Нет, Мари, — сказал Джон Сен-Жак, пристально глядя в глаза сестре. — Пусть решает Джейсон.

— Мне кажется или я где-то встречал это имя? — спросил Префонтейн. — Имя «Джейсон Борн» было написано на стене вашей виллы.

— Это было сделано по моему указанию, — объяснил не совсем фальшивый герой Франции. — Так надо.

— Не понимаю… и тем более не понимаю, что это за «Шакал» или «Карлос», о котором вы так свирепо меня расспрашивали, когда я еще не знал, на каком свете нахожусь. Я думал, что «Шакал» — это миф.

Старик по имени Жан-Пьер Фонтейн посмотрел на Мари; та кивнула.