Книга Мозаика Парсифаля, страница 154 – Роберт Ладлэм

— Я бы поменял местами двух последних. Я самая низкая фигура на тотемном столбе.

— Все четверо присутствовали на совещаниях оба дня?

— Ну... наверное... Прошло четыре месяца, каждый день не упомнишь. Список участников вам все скажет.

— Четверг был последним днем года. Может быть, это вам что-то подскажет?

В трубке воцарилось долгое молчание. Когда человек на другом конце линии заговорил, Брэдфорд прикрыл глаза.

— Да, — произнес атташе. — Теперь я точно вспомнил. Меня, возможно, записали как присутствующего, но меня там не было. Начальству приспичило, простите, сэр.

— Ничего, я понимаю. Что же сделал заместитель госсекретаря Пирс?

— Он срочно направил меня в Вашингтон подготовить аналитическую записку по Среднему Востоку. Я потратил на это почти весь уик-энд, а он, к вашему сведению, не использовал справку. До сего дня даже не поинтересовался о ней.

— И последний вопрос, — сдерживая волнение, негромко произнес Брэдфорд. — Что означает ситуация, при которой предложения члена делегации передаются послу не лично, а через вторые руки?

— Это совсем просто. Дипломаты старших рангов всегда стараются учесть возможные инициативы оппонентов и заранее в письменном виде готовят контрпредложения. Если они по какой-либо причине отсутствуют в зале заседаний в тот момент, когда подобные инициативы выдвигаются, соответствующие тексты всегда у посла под рукой.

А это не опасно? Разве не может кто-нибудь посторонний написать нечто от имени официального лица и подложить послу?

— Нет, так не делается. Нельзя просто положить бумаги и исчезнуть. Автор должен находиться в пределах досягаемости. Это правило. Допустим, послу понравилось предложение, он выступил, но получил возражения, против которых у него нет достаточных аргументов. В этом случае вызывается автор записки, чтобы избежать оплошностей.

— Заместитель госсекретаря Пирс сделал несколько таких письменных предложений в четверг и пятницу.

— Для него это вполне естественно. Он половину времени проводит вне зала заседаний. Я бы сказал, он пашет как дьявол в кулуарах, нажимая на все известные ему кнопки, и очень успешно. Это впечатляет. Даже Советы симпатизируют Пирсу.

Еще бы, мистер атташе, не симпатизировать, если они могут парировать все наши контрпредложения, зная их заранее, подумал Брэдфорд.

Вслух же он произнес:

— Я сказал, что это был мой последний вопрос, но не могу ли задать еще один?

— Не смею спорить с вами, сэр.

— Что случилось с Карпентером?

— Хотел бы я знать. Мне ничего о нем неизвестно. Думаю, он просто сломался.

— Что вы имеете в виду?

— Да, вы не знаете. Его жена и дети погибли в автокатастрофе за пару дней до Рождества. Как вам понравится видеть три гроба под рождественской елкой с нетронутыми подарками?

— Весьма сожалею.

— Он проявил настоящее мужество, появившись так скоро на службе. Конечно, мы все считали, что для него лучше находиться среди друзей и знакомых, чем переживать все это в одиночестве.

— Полагаю, мистер Пирс придерживался того же мнения?

— Да, сэр. Как раз он и сумел убедить Карпентера вернуться на работу.

— Понятно.

— Но однажды утром он просто не появился на службе. На следующий день пришла телеграмма с просьбой о немедленной отставке.

— Это выглядит довольно странно, не так ли? Я бы даже сказал — неприлично.

— После того, что ему пришлось пережить, никто не хотел, настаивать на формальностях.

— Заместитель госсекретаря тоже так считал?

— Да, сэр. Собственно, мистер Пирс и высказал идею о том, что Карпентер решил просто исчезнуть. Надеюсь, с ним все в порядке.

«Он мертв, мистер атташе. Исполнитель мертв».

Восход солнца застал Брэдфорда по-прежнему за работой, от которой уже ломило глаза. Он изучал листки регистрации прихода и ухода на работу за тот день, когда кто-то воспользовался кодом «Двусмысленность» и направил в Рим команду «не подлежит исправлению». И он нашел то, что ожидал: Артур Пирс в этот день находился не в Нью-Йорке, а в Вашингтоне, в своем кабинете на пятом этаже. В шестом часу вечера он, естественно, отметил свой уход, одновременно, судя по записям, с несколькими другими сотрудниками. Не составляло никакого труда выйти с группой, зарегистрировать свой уход и тут же вернуться к себе. Он мог провести там всю ночь, утром отметиться в книге прихода, и никто бы ничего не заметил. Он сам сегодня поступит точно так же.

Теперь он вернулся к пентагоновским документам, набранным мельчайшей нонпарелью, повествующим о необычных достижениях юного героя на военном поприще. Где же, черт побери, таится зацепка, которая даст выход на его связи с Москвой?

К восьми часам утра Брэдфорд полностью утратил способность соображать, откинулся на спинку кресла и заснул. В восемь тридцать пять его разбудил шум за дверью кабинета. В государственном департаменте начинался новый день. Заработали кофеварки, секретарши перелистывали блокноты с расписанием деловых встреч, ожидая появления отутюженного и накрахмаленного начальства. Неписаный закон госдепа соблюдался неукоснительно: пышные кудри, неухоженные бороды и кричащие галстуки исключались напрочь. Брэдфорд встал и вышел в приемную, чтобы поздороваться со своей секретаршей, женщиной средних лет. Только увидев нескрываемое изумление на ее лице, Брэдфорд сообразил, что в мятой рубашке без галстука, со щетиной на лице и воспаленными от бессонной ночи глазами он производит весьма странное впечатление.

Попросив кофе, он направился в туалет, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.

В десять утра, памятуя о предупреждении Хейвелока, он вышел на улицу, чтобы из автомата договориться о присылке пленок и фотографий из Нью-Йорка. У него возникло искушение позвонить президенту. Подумав, он решил не делать этого и пока ничего никому не говорить.

Брэдфорд взглянул на часы и обнаружил, что прошло всего три минуты с того момента, когда он это делал последний раз. Было двадцать две минуты первого. «Челнок» между Нью-Йорком и Вашингтоном летает с интервалом в пятнадцать минут. С каким же рейсом прибудет бесценный груз?

Негромкий стук в дверь прервал его размышления; сердце учащенно забилось.

— Войдите!

Но это оказалась секретарша. К утреннему удивлению на ее лице добавилась озабоченность.

— Если вы не возражаете, я пойду перекусить.

— Конечно, Лиз.

— Может, вам принести что-нибудь?

— Ничего не надо. Спасибо.

Женщина помялась в дверях, и, помедлив, спросила:

— Как вы себя чувствуете, мистер Брэдфорд? С вами все в порядке?

— Да. Все прекрасно.