Онлайн книга «Ближний берег Нила, или Воспитание чувств»
— Да ладно, что я ей, торговать, что ли, пойду? Надо жрать, пока не испортилась, — донесся вдруг из коридора знакомый Гошин басок. Нил вздохнул с облегчением и смело шагнул на кухню. Ноги его, обутые в войлочные тапочки, заскользили по мокрому кафельному полу. Он дико взмахнул руками в поисках равновесия, на мгновение обрел его, но нога не удержалась, отъехала вбок, и Нил рухнул, приложившись обо что-то лбом… Очнулся он, спиной почувствовав, что лежит на знакомом продавленном диване в большой комнате Яблонских — одновременно гостиной, столовой и спальне Оскара и Оксаны. Только после этого открыл глаза, и первое, что увидел, — молодое женское лицо, озабоченно склоненное над ним. Лицо совершенно незнакомое, но вполне симпатичное — прямой носик, пухлые щеки, большие серые глаза, темная челка. Нил ободряюще улыбнулся и подмигнул. — Ну вот, — хрипловато произнесла женщина, — нормальная кобелиная реакция. А ты говоришь — сотрясение, сотрясение… А ну-ка, — обратилась она к Нилу, — следи глазами за моим пальцем. Куда он — туда и ты. Она принялась водить пальцем в разные стороны, и Нил послушно вел за ним взгляд. — Зрение не нарушено, зрачки… Ой! — Это не от сотрясения, это от рождения, — быстрым шепотом сказал Нил и поднес палец к губам. Она ответила быстрым кивком и спросила прежним деловым тоном: — Голова болит? — Вот тут. — Нил виновато дотронулся до полотенца, прикрывавшего лоб. — Только тут? — Он кивнул. — Легко отделался. Фингал, конечно, будет, но рассосется быстро. — Сколько я вот так лежу? — Минуты две. Можешь уже подниматься. — Хопа, может, все-таки врача?.. — услышал он Гошин голос. — Да все с ним нормально, это я как бывшая медсестра говорю. Нил поднял голову, огляделся и тут же усомнился в том, что он действительно у Яблонских. Комната была вроде и та, но намного больше и пустее. Исчезла громадная румынская стенка с откидными кроватями, которой так гордился Оскар, приплативший за нее всего двести рублей сверх госцены. Исчез пузатый комод с мраморной крышкой. Исчезли два кресла с львиными мордами на подлокотниках. От медной люстры остались крюк и торчащие провода. В простенке между окнами вместо весеннего пейзажа в золоченой рамке — светлый прямоугольник обоев. Из всей обстановки сохранились диван, на котором он лежал, треснутое бра, большой холодильник у дверей, стол, прикрытый газетой, и два венских стула, на одном из которых сидит Гоша в красном махровом халате, распахнутом на волосатом пузе, а на другом — незнакомый парень точно в таком же халате. — Гоша! — позвал он. — О-о, кого я слышу! — радостно пробасил Гоша. — Ну, брат, задал ты шороху! — Что со мной было-то? — Пол не просох, вот ты и опнулся. Мы, видишь ли, пол помыли. — Мы пахали! — фыркнула бывшая медсестра, отошедшая к окошку покурить. — Ну, в общем, я Хопу попросил полы помыть. — Зачем? — Примета такая. Считается, что, когда кто-нибудь из семьи уезжает, нельзя трогать пол, пока он в дороге. Иначе домой не вернется. А я наоборот — именно чтобы, не дай Бог, не вернулись. Никогда. — Кто? — Да все. Все святое семейство. — А почему чтобы не вернулись? — А ты знаешь, что с возвращенцами делают? С «дважды евреями Советского Союза»? — С кем? — переспросил Нил. — Ну, которые иногда в телеке мелькают с покаянными речами и леденящими душу рассказами о нечеловеческих ужасах в земле обетованной. От таких отрекается международная еврейская общественность, Конгрессу США на них тоже накласть, и поэтому КГБ, не боясь международных осложнений, отправляет их в секретные лагеря, где над ними ставят бесчеловечные эксперименты… — Погоди, погоди.. — Нил тряхнул головой, от резкого движения в голове загудело, и противно запульсировало ушибленное место на лбу.. — Ничего не понимаю. Где все твои? — Где-где — в Караганде! — Зачем в Караганде? — Нил окончательно запутался. — В Израиль они улетели, по вызову, — резко сменил тон Гоша. — Вчера проводили. Через Вену не вышло, пришлось через Рим… У Нила слегка защемило в груди. К Яблонским он особой приязни не испытывал. Так, чужие и, в общем-то, чуждые люди, эпизодические персонажи характерно-комического плана в спектакле его жизни… Если бы они просто сменили место жительства, перебрались, к примеру, в ту же Караганду или в дом напротив, он бы на другой же день про них и думать забыл… Но отъезд всей семьей туда — это… это окончательно, это навсегда, для него это равносильно тому, как если бы, пока он был на юге, соседи покушали ботулиновых грибочков или рыбы и дружно отправились на тот свет. В сущности, там — это ведь и есть тот свет, и никто оттуда не возвращается… Хотя нет, есть же такие, как их Гоша назвал?.. Нил в россказни о нечеловеческих репрессиях верил слабо, тем не менее лично ни одного возвращенца не встречал и вполне мог допустить, что, в любом случае, в нормальную нашу обыденность они не возвращаются… — И бабушка? — с дрожью в голосе спросил Нил. — И бабушка. Все. Меня только оставили, хвосты зачищать, через месяц ждут… Ладно, ты лучше про себя расскажи. Из отпуска на побывку или с концами? — С концами, наверное… Пока не знаю. — Неплохо подгадал, — заявил Гоша. — У нас тут как раз небольшое суаре с икрой и шампанским. Вставай и присоединяйся. Нил без больших усилий поднялся с дивана, подошел к столу, поглядел, присвистнул. — Однако, вы того… жируете, братья семиты. Весь стол был заставлен зелеными баночками с красной икрой — закрытыми, открытыми, полными, початыми и пустыми. Нил насчитал их не менее полутора десятков. И пять бутылок шампанского. — Жируем, — согласился Гоша. — Только из братьев-семитов здесь один я. Остальные гои. Хопочка у нас уральских кровей, а наш новый сосед Кир Бельмесов — вообще не разбери-пойми. Наполовину финн, наполовину калмык. Адская смесь. В подтверждение Гошиных слов новый сосед приветственно оскалил острые зубы. — Он теперь в башне живет, — продолжил Гоша. — А как же Маруся? — Съехала Маруся. На какой-то военный завод перешла в той же должности. Зарплата, говорит, вдвое больше, общежитие новое, со всеми удобствами. — Ясно. Нилу стало жалко, что Маруся съехала. Идеальная была соседка, смирная, незаметная, присутствием своим не докучала. Каков еще этот будет?.. — Нил Баренцев, — представился он и протянул руку. Кир Бельмесов оскалился еще шире, взял протянутую руку, долго рассматривал ее, качая головой и не выпуская. |