Онлайн книга «Ниндзя»
|
— Эй, парень! Да ты непослушный! Так не пойдет. Проваливай отсюда. Она не хочет тебя видеть. Расширенные зрачки, покрасневшие ноздри. — Почему бы тебе не пойти в туалет и не покурить травки. Это странный способ признаваться в любви. Когда я вижу только твою печаль. Если тебе просто надо выплакаться. Найди кого-нибудь другого... — Ладно, хватит болтать. Легкий щелчок утонул в громкой музыке, но Николас заметил предательский блеск стального лезвия. — Жюстина. — Оставь ее в покое. — Рука пуэрториканца опустилась. — Вот, получай. Его движение было очень быстрым и ловким. Он научился этому на улице, где есть только одно правило: выжить любой ценой. Такие люди иногда опаснее профессионалов — в силу их непредсказуемости. Восьмидюймовое лезвие могло за какую-то долю секунды вспороть Николасу живот. Он блокировал удар левой рукой, а правой ударил пуэрториканца в бок. Не было слышно ничего, кроме музыки; их яростные движения сливались с движениями танцующих в едином мощном потоке. У пуэрториканца отвисла челюсть, и его голова откинулась назад, прямо как на картине Мунка “Крик”. Он попытался выпрямиться, но Николас ткнул его носком ботинка в подъем правой ноги. Пуэрториканец закачался на глазах изумленных соседей и, падая, задел кого-то вытянутой рукой. Все это выглядело довольно комично, но Николасу было не до смеха. И вот мы здесь Волшебный миг Среди нитей, из которых ткутся мечты... Жюстина посмотрела на человека, распростертого на полу; рядом с ним лежал нож. — Жюстина... — Как ты меня нашел? Что тебе надо? — Жюстина. — Я больше не могу. Прошу тебя, прошу. Неужели ты не понимаешь, я... И вот ты Несешься, как демон От станции к станции... — ... оплакивала тебя. — Жюстина, я пришел сюда... — Мне теперь все равно. — ... чтобы сказать, что я люблю тебя. Слезы катились из ее глаз. Воздух был насыщен музыкой: натужные голоса, вкрадчивый завораживающий ритм. — Прошу тебя. — Слышит ли она его? — Я люблю тебя. — Жюстина вдруг прижалась к Николасу. — Жюстина, я... Это не побочное действие кокаина Должно быть, это любовь Слишком поздно благодарить Слишком поздно снова опаздывать Слишком поздно ненавидеть Слишком поздно... Слишком поздно... * * * — Я плакал на песке перед твоим домом; такого со мной еще не бывало. И Николас подумал, лежа на диване рядом с Жюстиной: “Ты не прав, Кроукер. Я тоже способен чувствовать”. — Ты не должен этого стыдиться. — Я и не стыжусь. — Я счастлива. — Жюстина погладила его тонкими пальцами. — Оттого, что хоть чем-то тебе помогла. — Чулки на ее ногах шуршали как крылышки цикад. — Как ты помог мне. — Это новое для меня чувство. — Жюстина видела, как глаза Николаса обращаются куда-то внутрь. — Я обошелся с тобой очень жестоко. Но это... это была самозащита, своего рода инстинкт самосохранения. Я вдруг понял, как близко ты подошла к моей душе, и это напомнило мне... Ее длинные волосы коснулись его плеча. — О чем... — О море; это было много лет назад, в Японии. О пароме в густом тумане. — Николас замолчал, но его губы оставались полуоткрытыми, как это иногда бывает у спящего. — О девушке, которую я когда-то любил. Вся беда в том, что я думал, будто люблю ее до сих пор. — Где она теперь? — Не знаю. — Жюстина чувствовала, как поднимаются и опускаются его грудь и живот, мерно, будто прилив и отлив. — Она сказала мне, что любит меня. И она меня убедила — о, она умела лгать как никто другой. Жюстина улыбнулась в темноте. — Если бы ты был женщиной, ты бы сразу почувствовал ложь. — Иногда я думаю, что секс — это для животных. Некоторое время тишина нарушалась только далекими звуками улицы. Жюстину поразили не столько его слова, сколько горечь в его голосе; она поймала себя на непреодолимом желании угадать, что же произошло между ним и той девушкой. — Я ревную, — сказала Жюстина и подумала, что страшно рискует. — Я завидую ей, потому что ты столько ей отдал. — Он тихо лежал рядом с ней. — И это навсегда, Ник? — Он снова ощутил прикосновение ее волос. — Кого ты хочешь этим наказать? — С ней... я почувствовал... — Голос Николаса звучал напряженно. С чем он боролся? — Что? — Ничего. Просто это было сильное чувство. — Это так ужасно? — А потом она бросила меня. Она ушла с... — И Николас, задыхаясь от стыда, рассказал ей то, о чем никогда никому не рассказывал. Жюстина прикоснулась к его уху теплыми губами. — Николас, раздень меня. Николас потянулся и с треском расстегнул замок. Ее груди бледно светились в свете камина, как гребни волн на утренней заре. Николас почувствовал, как накатывает приливная волна и покрывает все его тело. — Мне так недоставало тебя. Жюстина почувствовала, как прошлое отпускает его. — Да. Мне тоже. Без тебя я казалась себе такой старой и усталой. — Она стряхнула с себя блузку. — Жюстина, я люблю тебя. Блеск в ее глазах манил Николаса как маяк на родном берегу. — Повтори еще раз. — Жюстина, иногда слова не имеют никакого значения. — А что имеет значение? Николас обнял ее. — Я буду держать тебя, — прошептал он. — А ты держи меня. Пальцы Жюстины пробежали по его коже. * * * Фукасиги, мастер кэндзюцу, проснулся на рассвете. В этот ранний час все было окутано туманом; знакомые очертания проступали неясно, словно на картине пуантилиста. Его разбудили какие-то смутные мысли. Он сразу же подумал о Николасе. Значит, пришло время. Несмотря на всю свою мудрость, Фукасиги почувствовал, как страх касается его своими легкими щупальцами. Он часто думал об этой минуте долгими бессонными ночами. Теперь он понял — он обманывал себя, надеясь, что этот день может никогда не наступить. |