Онлайн книга «Зона сна»
– Да. Да, профессор. Я ведь шёл сюда не только чтобы забрать книги, бритву и рубашки. Мне, вот именно, надо обсудить с вами некоторые мои дальнейшие планы. – Обсудим. Хотите клешню? – Давайте. Я договорился с отцом Паисием и Сан Санычем Румынским, что буду участвовать во всём процессе реставрации росписей. А это, Игорь Викентьевич, работы как минимум до конца октября. Мне бы надо получить освобождение от занятий на этот срок. – Ну-у, милый мой… Это не ко мне вопрос. Это к директору. – Оставьте, вы человек в училище не последний. Замолвите словечко… Так, мол, и так, практикант Гроховецкий показал себя хорошо… Ведь это правда? А я, со своей стороны, отмечу, как много вы со мной всё это время занимались… А? – А-а!.. Тэк-с… Ну а ваш… отчим… что скажет? – Что надо, то и скажет. За это не волнуйтесь. – Тогда-а… Тогда я могу замолвить словечко. Давайте, по окончании практики, вернёмся в Москву и всё утрясём. На том они и поладили. Сложили остатки трапезы в сумку и направились в село. А навстречу им шла компания мальчишек во главе с Дорофеем, а следом – стайка девочек; рабочий день на сегодня закончился, шли купаться. – Где Маргарита Петровна? – спросил у них Жилинский. – Она с Анжелкой пошла насчёт ужина узнавать, – бодро ответила Катенька Шереметева. – Пойду-ка и я узнаю, что там, – сказал профессор. – А вы, Станислав Фёдорович, куда сейчас? Обратно в Плосково? Стас, приметив, что Алёна, увидев его, отстала от группы и, спрятавшись за невысоким кустом, смотрит на него, ответил: – Да, в Плосково, но у меня ещё здесь дела. А вы идите, Игорь Викентьевич, идите. Профессор, от взгляда которого тоже не укрылись манёвры, совершаемые Алёной, только руками развёл: – Ну, Станислав, у вас и хватка… Смотрите сами; вы знаете что делаете. И ушёл, забрав у Стаса сумку. Позже выяснилось, что манёвры Алёны заметил не только он. …Они довольно долго молча шли опушкой леса, огибая село. Стас обозревал окрестные пейзажи; у него это теперь вошло в привычку: он подмечал изменения. Он знал уже, что река здесь менее полноводна, чем была раньше, что реже стали леса, изменился даже климат. Алёна смотрела в землю, будто боялась встретиться с ним глазами. – А знаешь, – сказала она наконец, – Витька Тетерин мне цветы подарил… Просто сунул и убежал… Стас улыбнулся: – Это хорошо. – Что? Что убежал, хорошо? – с интонацией игры, как, бывало, они прежде играли, перекидываясь словами, но и с некоторой нервозностью спросила она и быстро, искоса глянула на него. – Хорошо, что подарил! Взрослеет парень. Ты ведь, скажу прямо, симпатичная девчонка. Чего он раньше-то думал? – Нет, я ничего не понимаю! Ведь мы же с тобой… дружили? Разве не так? – Надеюсь, мы и сейчас друзья. Или ты меня ни с того ни с сего во враги записала? – Теперь всё не так. Ты другой, ты, вот в чём дело! Это из-за неё? – Из-за… А! Нет. Как же ей объяснить? – думал Стас. Самому-то не всё понятно. Придётся формулировать на ходу. Задачка… – Вот, знал я одну девочку… – медленно начал он. – Звали её Даша. И жила она в деревне… – Он чуть было не сказал – в Плоскове, но быстро спохватился: – Которая не важно, как называлась. – Ты был в неё влюблён? – Н-ну, как сказать… Я её любил, это правда, но не так, как ты думаешь. По-родственному. Я её, в общем, воспитывал. – Хе-хе… Стасик-воспитатель… – А вот зря смеёшься. У меня неплохо получалось. Она была при мне с самого своего рождения, но, с твоего позволения, её детские годы я пропущу. А вот когда она немножечко повзрослела, то затеяла влюбляться в деревенских мальчишек. И сумела поперевлюбляться во всех по очереди! – Ну да? – скептически бросила Алёна. – Точно говорю. Во всех. Впрочем, их там было не очень много… Около десятка. Я сначала переживал, как же так? Это же, наверное, ненормально? А потом понял: она изучает мужчин! Алёна пожала плечами: – Подумаешь… – Наверное, и у мальчиков так бывает. Но мальчика у меня не было, а Даша была. Итак, на первом этапе она их изучала. Потом начался второй этап: она стала их воспитывать, подгоняя под свои представления о прекрасном. Неправильно сидишь, не то говоришь. Кто не соглашался, те переставали её интересовать. Я слышал её разговор с этим… как его звали-то… мордастый такой, внук Деляги… А, не важно. Отчего, говорит, у тебя такое глупое лицо? Надо, говорит, рот закрывать. Алёна опять пожала плечами: – Конечно, надо. А зачем ты мне это рассказываешь? – Зачем?.. Как же это называется-то… Психология. Интересно же! Ведь её-то саму закрывать рот учил я сам. Мальчики и девочки сильно отличаются. Мне кажется – или это не так? – что сама для себя любая девочка – вершина творения. Глянешь вокруг, этих «вершин» вокруг бегает без счёта. Но между собою они, соперничая, не выстраивают иерархии! А мужчины выстраивают. Воевода, старшина десятских, десятский, гриден, русин… – Стас, мне только лекций не хватало! Папа меня ими уже во как умучил, теперь ты будешь, да? Скажи лучше, почему ты меня бросил. Меня все девчонки жалеют, говорят, что ты подлец. – Я – подлец?! – Конечно. Сбежал к этой… mistress. Два года овечкой прикидывался! Я там, у беседки, поняла, какая ты овечка. Волчище. Это она тебя научила так целоваться? – Нет. – Нет?! Как нет? Ещё и другие были? Когда? – Что-то нас не в ту сторону понесло… – Ага! Даша! Вот зачем ты про неё рассказываешь. – Господи, Даша-то тут при чём? – А если ни при чём, зачем ты так подробно… – Да она замуж вышла давным-давно! – Я ничего не понимаю. – Леночка, ты бы удивилась, если бы знала, как хорошо я к тебе отношусь. Давай так и оставим. Зачем нам ссориться? – Вот! Ты даже зовёшь меня теперь иначе. Раньше я для тебя была Алёнушкой, а теперь всё «Леночка, Леночка». Ты – это не ты. Как быть? Стас не мог пересказать ей свой сон, хотя бы потому, что это был не совсем сон. Она бы не поверила; и потом, какая ей будет радость от того, что жену, с которой прожил семнадцать лет, он назвал её именем? И обижать её прямым заявлением, что никакой «любви» между ними не будет, он тоже не хотел, тем более что относился к ней… ну, как к дочери, что ли, или младшей сестре. Этого она вообще не поймёт, да ещё и оскорбится. Что делать?! – Алёна, – пересилив себя, назвал он её, как прежде. – Поверь мне, последней любви не бывает. Она всегда, самое меньшее, предпоследняя. И это дарит нам всем надежду. |