Книга Греховные радости, страница 46 – Пенни Винченци

— Шарлотта, голубушка, подойди поздоровайся с кузенами, а потом мы с тобой поедем на прогулку.

Подбежала Шарлотта; на ней были джинсы и просторный свитер, длинные темные волосы спутались и ниспадали на плечи, а золотистые глаза, точно такие же, как у Вирджинии, весело сверкали. Фред с обожанием посмотрел на нее; этот взгляд не ускользнул от внимания Мэри Роуз. Шарлотта протянула руку:

— Привет, Фредди. Привет, Кендрик. Очень рада вас видеть. — Ее английская интонация и манера слегка формально строить фразу звучали чрезвычайно мило. — Фредди, поехали, покатаемся, будет здорово!

— Э-э-э… нет, у меня немного болит горло, — смущенно пробормотал Фредди. — Мама считает, что мне надо сегодня посидеть дома. Пойду поздороваюсь с бабушкой.

— Фредди, возьми Кендрика. И смотри внимательно, чтобы он не поскользнулся на лестнице.

— Да, мама.

Взгляды Шарлотты и Фреда III на мгновение встретились, и в них промелькнуло полное взаимопонимание и какое-то злое удовольствие оттого, что оба они так хорошо все понимают; потом Шарлотта обратилась к Фреду:

— Пойду переоденусь для верховой езды. Увидимся позже, тетя Мэри Роуз.

— Кажется, она немного располнела, — приторным голосом проговорила Мэри Роуз, глядя вслед умчавшейся в дом Шарлотте.

— Ну, она прекрасно выглядит, — возразил Фред. — Не люблю я тощих детей. Да и Вирджи в ее возрасте была кубышкой. Но она чудесный ребенок. Смелая! И жуть какая умная, — добавил он, наказывая Мэри Роуз за то, что та покрывает и тем самым укрепляет трусость Фредди. — Она умеет складывать в уме целые ряды цифр быстрее, чем я. И разбирается в балансе, понимает, что такое дебет и кредит. Потрясающе! Она еще станет когда-нибудь президентом «Прэгерса». Честное слово, станет.

Выпрямившись, как палка, Мэри Роуз обошла его и молча направилась в дом.

Малыш приехал в субботу утром на белом «мустанге», своей новой машине, которую называл своей новой любовницей и которая, как он утверждал, дала ему возможность снова почувствовать себя молодым. Ему нравилась эта шутка; ему вообще всегда нравилось ходить по острию; теперь, когда построили новую автостраду, до Хамптона можно было домчаться гораздо быстрее, да и сам процесс езды доставлял ему наслаждение. Он любил приезжать в Хамптон; каждый раз, очутившись на его широких, как-то по-особому изысканных улицах, застроенных бесконечными рядами белых, колониального стиля домов, снизив скорость и вдохнув свежий соленый воздух, он чувствовал себя так, словно родился здесь и прожил всю жизнь — хотя он и был до мозга костей городским человеком. Вот и сейчас, когда он свернул на Уотерлили-драйв и совсем медленно поехал по широкой дороге с заросшими травой обочинами, с высокими живыми изгородями вдоль нее, дружески махая рукой знакомым, которые все были одеты так, как неизменно одеваются весьма состоятельные люди, когда хотят казаться небрежными в одежде, — то ощутил, что его словно обволакивает со всех сторон теплая волна благополучия и благодушия, и почувствовал себя абсолютно счастливым и в полном смысле слова дома.

Он свернул еще раз и поехал по длинной гравийной дороге, которая поднималась вверх и круто заворачивала к тому месту, где на берегу, высоко над морем, стояло имение Бичез; и здесь на него налетел шквал приветствий: Шарлотта с разбегу бросилась ему в объятия, Георгина обхватила его за ноги, а Вирджиния просто стояла на месте и широко улыбалась ему. Он с удовольствием отметил про себя, что выглядела она великолепно: чувствовала себя явно хорошо, смеялась, держалась без малейшего внутреннего напряжения.

— Так рада тебя видеть, — сказала Вирджиния, здороваясь с ним за руку, когда он наконец-то постепенно высвободился из детских объятий. — Знаешь, я скучаю по тебе. А ты прекрасно выглядишь!

Малыш улыбнулся и ответил, что он и чувствует себя тоже превосходно.

— Как ты этого добился, Малыш? Какой-нибудь новой чудотворной диетой?

В сознании Малыша возникло вдруг, как живое, видение этой его новой чудотворной диеты, и он с большим трудом заставил себя возвратиться в реальный мир.

— С тебя пример беру, — проговорил он. — Бросил пить. И чувствую себя просто потрясающе.

Вся семья в разговорах придерживалась той версии, что Вирджиния сама, добровольно перешла в разряд трезвенников. Ее это очень забавляло: она не имела бы ничего против, если бы прямо назывались истинные причины; но она понимала, что так ее родителям легче примириться со всем происшедшим, и поэтому не возражала.

— Тебе пошло на пользу. Ты так здорово похудел. Значит, и похмелий больше не бывает?

— Нет. Если честно, то я без них даже скучаю.

Вирджиния рассмеялась:

— И Мэри Роуз тоже выглядит лучше, чем раньше. Немного оттаявшей. Видимо, от тебя польза передается и ей.

— Угу. — Он поспешил сменить тему. — А как Александр?

— Прекрасно.

— Доволен, что получил сына и наследника?

— Безмерно, — улыбнулась Вирджиния. — И я тоже могу больше об этом не думать. Теперь у Хартеста есть наследник.

— Больше рожать не будешь?

— Нет, хватит.

— А как с работой?

— Потихоньку. Александру теперь не нравится, что я всю неделю живу в Лондоне, а это создает мне определенные трудности. Точнее, он не возражает против того, чтобы я сама там жила, но не позволяет мне брать с собой детей. Говорит, они должны привыкнуть к тому, что их дом в Хартесте.

— Ну что ж, может быть, он и прав.

— О господи, Малыш, ну почему вы, мужчины, всегда друг друга поддерживаете?!

Фред III находился в потрясающей форме. Он поговаривал о том, что уже думает над торжественным приемом в честь своего ухода в отставку — а это надо будет сделать незадолго перед следующим Рождеством (Фред часто говорил о своей отставке, но потом всегда находил какую-нибудь причину, которая мешала этому). Ему ведь уже почти шестьдесят пять, а Малыш трудится на все сто процентов своих способностей. Так что банк останется в хороших руках. Вирджиния про себя отметила: всякий раз, когда Фред III заговаривал об этом, у Мэри Роуз был такой вид, словно она вот-вот испытает оргазм. Вирджиния очень жалела, что ей не с кем поделиться этим своим наблюдением.

В понедельник после обеда Малыш только было позволил себе мысленно с удовольствием унестись в Нью-Йорк, как Вирджиния пригласила его прогуляться с ней вместе по берегу. Он пошел, но несколько неохотно и настороженно: видел, что сестре хочется поговорить по душам, и, понимая, насколько хорошо она его знает, боялся, что она сможет прочесть в его душе слишком многое.

— Я и вправду без тебя скучаю. — Вирджиния взяла его за руку; они шли вдоль самой кромки воды, и ветер, гнавший соленый воздух, развевал их волосы. — В Англии у меня нет никого, с кем я могла бы поговорить так, как с тобой.

— Что-то не верится, — полушутя возразил Малыш.