Онлайн книга «Другая история литературы. От самого начала до наших дней»
Джефри Чосер. «РАССКАЗ БАТСКОЙ ТКАЧИХИ» из цикла «Кентерберийские рассказы»: Здесь начинается рассказ Батской ткачихи. Когда-то, много лет тому назад, В дни короля Артура (говорят О нем и ныне бритты с уваженьем), По всей стране звучало эльфов пенье; Фей королева со своею свитой, Венками и гирляндами увитой, В лесах водила эльфов хоровод (По крайней мере, верил так народ). Чрез сотни лет теперь совсем не то, И эльфов не увидит уж никто. Монахи-сборщики повсюду рыщут (Их в день иной перевидаешь тыщу, Их что пылинок в солнечных лучах). Они кропят и крестят все сплеча: Дома и замки, горницы и башни, Амбары, стойла, луговины, пашни, И лес кругом, и ручеечек малый, — Вот оттого и фей у нас не стало, И где они справляли хоровод, Теперь там сборщик поутру идет Иль, дань собрав с благочестивой черни, Вспять возвращается порой вечерней, Гнуся обедню под нос иль псалмы. Теперь и женщины с приходом тьмы Без страха ночью по дорогам ходят: Не инкубы – монахи в рощах бродят, А если вас монах и обижает, Он все благословеньем прикрывает. Был при дворе Артура рыцарь-хват. Он позабавиться всегда был рад. Раз на пути девицу он увидел И честь девическую вмиг обидел. Такое поднялось тут возмущенье И так взывали все об отомщенье, Что сам король Артур его судил И к обезглавленью приговорил. Но королева и другие дамы, Не видя в этом для девицы срама, Артура умолили не казнить Виновного и вновь его судить. И вот король, уж не питая гнева, Сказал, чтобы решала королева. Но, к милосердью короля склонив И за доверье поблагодарив, Она виновному сказала строго: «Хвалу воздайте ныне, рыцарь, Богу, Но жить останетесь на белом свете, Лишь если сможете вы мне ответить — Что женщина всему предпочитает? А не сумеете – вас ожидает Смерть неизбежная. Так берегите Вы голову от топора. Идите, Двенадцать месяцев и день даю На то, чтобы обдумать вы мою Могли загадку. Честью поручитесь, Что вы поступите как смелый витязь И дать ответ придете через год». Что делать рыцарю? Пришел черед — И женщине он должен покориться И через год с ответом к ней явиться. И вот отправился он в дальний путь, Чтоб раздобыть ответ хоть где-нибудь. Он каждый город посещал и дом И всюду всех расспрашивал о том, Что женщины всему предпочитают. Но если даже женщины и знают, Чего хотят, двоих на свете нет, Чтоб на одном сошелся их ответ. Те назовут богатство и наряды, Те почести, те угожденью рады, Тем лишь в постели можно угодить, Тем бы вдоветь да замуж выходить. Тем сердце лесть всего сильней щекочет, А та сознаться в слабости не хочет, Но ей хвала сокровищ всех милей. Ведь льстивым словом нас всего верней Или услугой самою ничтожной И покорить и усмирить возможно. А те свободу почитают главным, И чтобы с мужем были равноправны, И чтоб никто не смел их укорять, Коль на своем затеют настоять. И то сказать – какая же из нас Супруга не лягала всякий раз, Когда ее заденет за живое Или о ней он правду всю раскроет. Попробуйте – и в этом убедитесь, Как убедился тот злосчастный витязь. Все мы хотим, будь даже мы порочны, Чтобы никто ни прямо, ни заочно О нас дурного людям не сказал, Но чтоб в пример нас женам называл. А есть такие, что хотят доверье Завоевать хотя бы лицемерьем; Советницей и другом мужу быть, Секреты мужа от людей хранить. Цена их притязаниям – полушка. Поверьте, женщина всегда болтушка. Хранить секреты – это не для нас. Вот был на свете некий царь Мидас, И говорит о нем поэт Овидий, Что рок его безжалостно обидел И у царя под шапкою кудрей Ослиных пара выросла ушей. Он ото всех скрывал свое уродство, Но, в женское поверив благородство, Секрет жене любимой рассказал, Причем молчать об этом слово взял. И поклялась она: «Секрет не выдам. Подумать, ведь позор какой и стыд нам. Тебя предать на посмеянье всех — Да это было б преступленье, грех». Но день прошел, и поняла – гнетет Ее молчанье, и она умрет, Когда от бремени не разрешится И от секрета не освободится. И вот, страшась злокозненных ушей, Туда, где из болотца тек ручей, Она без памяти, в слезах, сбежала, Легла плашмя там, где струя журчала, И, как в трясину выкликает выпь, Она шепнула в водяную зыбь: «Меня не выдай, милая вода, Не выдай никому и никогда. У мужа моего, царя, послушай, Ослиные растут, о горе, уши. Теперь на сердце легче, ведь скрывать Ту тайну не могла я и молчать». Конец рассказывать – напрасный труд, Пусть у Овидия его прочтут. Когда увидел рыцарь, что надежды Нет никакой, – сильнее он, чем прежде, Отчаялся и крепко приуныл; А срок его уж на исходе был, И надо было в замок возвращаться И с головой своей опять прощаться. Вдруг на пути он видит много дам, Они кружились в танце по лугам, Их двадцать пять, а то и больше было. И рыцарь к ним направился уныло Задать постылый тот же все вопрос. Но на лугу кустарник редкий рос, И хоровода словно не бывало, А на пеньке преважно восседала Невзрачная, противная старушка. Дряхла на вид, ну, словно та гнилушка, С которой через силу поднялась. «Сэр, – говорит ему, – я знаю вас, И если вам никто помочь не может, |