Онлайн книга «Рассказы майора Пронина»
|
Как и было условлено, я нашел Виктора за церковью. Он сидел на скамеечке у чьей-то высокой могилы, уныло поглядывая на густой дерн. – Ну как твои успехи? – спросил я, садясь с ним рядом. – Так себе, – сказал он, чертя каблуком по земле. – Все какие-то подрядчики. Глотов, Кирьяков, Бочин… Их там, по-моему, человек пятнадцать. Сыновья их, а может, и работники ихние… Чаще всего они у Кирьякова собираются. Приходят, уходят. Прямо штаб там. у них какой-то… – А Губинский бывает? – Техник, который с вами ходит? Нет, не замечал. – Сейчас пойдем на рудник, – сказал я. – Я спущусь в шахту, а ты останешься наверху. По моим соображениям, сегодня там обязательно должны быть посетители. Ты по-прежнему не виден и не слышен. Но как только они вылезут обратно, отправишься за ними, узнаешь, куда они пойдут, и вернешься сюда. Виктор взглянул на меня исподлобья. – А что с тобой будет? – Я тоже вернусь сюда. А если до двенадцати не приду, отправишься в наше отделение, спросишь Васильева и расскажешь все, что тебе известно. – А если я с тобой вниз? Виктор зацарапал ногтем по скамейке. – В следующий раз, – сказал я. – Понятно? Низом, от реки, прошли мы к руднику, миновали уступы карьеров и подошли к той самой шахте, которую рабочие прозвали Богатой и куда особенно не хотел допустить меня Губинский. – Ну, марш… Я прикоснулся к плечу Виктора, и он послушно отстранился от меня и сразу растаял в ночном, внезапно сгустившемся мраке. Я ощупал в карманах револьверы, достал электрический фонарик, но зажечь не рискнул. Постепенно освоился… Подошел к колодцу. Прислушался. Все тихо… Ну, была не была! Пополз вниз по стремянкам… Темь. Тишь. Только слышу, как сердце колотится. Спустился кое-как вниз, чуть отошел в сторону и притаился. Ночь. Будто во всем мире наступила вечная ночь и я остался один. Тихо-тихо. Только из каких-то бесконечных глубин доносятся чьи-то вздохи… Страшно ли? Немного. И очень-очень грустно. И такое ощущение, будто время мчится, неудержимо сменяются минуты, часы, сутки. Сердце в груди бьется быстро-быстро, и кажется, точно сам ты несешься стремглав куда-то… Вдруг – шорох, и слабый стук, и слабый свет… Пришли! Спускается кто-то в шахту! Я – не шелохнусь. Так и есть… Спускаются. Двое. Трое… К поясам шахтерские лампы прицеплены. Я еще подальше отполз. Встали они, переговариваются. Лиц не рассмотреть, но слышу по голосам – нет среди них Губинско-го. А я надеялся в шахте встретить его! – Динамит у тебя где сложен? – спрашивает один. – Близко, – отвечает другой. – Сегодня надо перенести, – говорит третий. Пошли они вниз, и я движусь за ними в отдалении по свету их ламп. Неужели, думаю, они сегодня шахту взорвать собираются? И шахту спасти надо, и взять мне их здесь не удастся, в трудное попал положение… Оступлюсь, думаю, загремлю, придушат они меня тут, как мышь клетью, и пистолет мой не поможет. А ночные посетители знай себе носят, переносят, устраивают что-то… Тут опять слышу – спрашивает кто-то из них: – А запаливать кто же будет? – Завтра Филю пошлем, – отвечает другой… Отлегло у меня от сердца. Сравнительно недолго возились они в штольнях, быстро управились. Полезли обратно. «Недолго вам гулять да лазить осталось», – думаю. Дал я им время выбраться и еще переждал, чтобы как-нибудь случайно на них не наткнуться, и сам полез, прижимаясь к шершавым и грязным перекладинам стремянок. Очутился на свежем воздухе, вдохнул его полной грудью, и так мне все показалось кругом хорошо: звезды светят, девки где-то вдали песни поют, и даже ночь вовсе не такая темная, как была недавно. Дошел обратно до церкви. Виктора еще не было. Прибегает запыхавшийся. – У Кирьякова они, – говорит. – Там что-то много народу собралось. Мужиков восемь. – Веди-ка меня туда, – говорю. Повел меня Виктор крутогорскими переулками. Дом Кирьякова почти на окраине стоял, и улица на городскую не походила – широкая, немощеная, как в деревне. За домами поле начинается, а дальше – лес. Дом у Кирьякова одноэтажный, деревянный, но из доброго теса сложен, под железо, с большими окнами, и высоким забором огорожен. В окнах свет горит, во дворе собака брешет. – Здесь они, – говорит Виктор. Подтянулся я на руках, взглянул через забор. Собака в глубине двора цепью позвякивает, не спустили ее, посторонние в доме есть. В окно видно, что в комнате за столом люди сидят и закусывают. Эх, думаю, когда они еще так соберутся? Лови их потом всех порознь по городу… – А ну, – говорю Виктору, – лети к Васильеву. Пускай приезжают, берут. А я покараулю. Виктор убежал, я на всякий случай к соседнему дому в тень отошел. Стою, заглядываю через забор, нетерпение меня мучает… И вдруг слышу позади себя ласковый голос: – Интересуетесь нашей жизнью, товарищ Пронин? Повернулся я: стоит передо мной Губинский и рядом с ним два парня – медведи, а не люди, каждый косая сажень в плечах. – Да так, – говорю, – загляделся. Гулял по городу. Именины там, что ли? – Да нет, – говорит Губинский. – Здесь Кирьяков живет. У него всегда люди собираются. Он сказки сказывать любит. А тут еще приезжий один зашел, записать их хочет. Нарочно для этого ездит. Песнями интересуется, былями… Да вам не угодно ли зайти? – В другой раз как-нибудь, – говорю. – Поздно уж. – Ничего не поздно, – отвечает Губинский. – Хозяин рад будет. Право слово, зайдемте. – Спать хочется, – говорю. – В другой раз. – Идемте-идемте, – зовет Губинский. Вижу – не уйти мне от них. Встали парни с боков у меня – не пойду, так поднимут и унесут. – Если уж вы так настаиваете, – пойдемте, – говорю. Подошли к калитке. Калитка заперта. Застучал Губинский, как-то не по-простому, с перерывами. Условный стук, конечно. Выходит кто-то из дома, отодвигает засов, открывает калитку – показывается невысокий человек, немолодой, с бородкой. – А я к тебе, Павел Федорович, гостя привел, – говорит Губинский. – Сказки твои пришли слушать. – Что ж, милости просим, – отвечает хозяин. – Гостям всегда рады. Запер калитку… Иду один в логово к зверю, и не могу не идти. Заходим в горницу. Под потолком керосиновая лампа висит. За столом люди сидят. Действительно, человек семь или восемь. Лица сытые, одеты прилично. По облику – зажиточные обыватели. Среди них только приезжий этот самый выделяется – и одет по-другому, и лицо интеллигентное. На столе бутылка водки, закуска, но по окружающим незаметно, чтобы они много выпили. |