Онлайн книга «Две дамы на гвинейской диете»
|
— Не факт, — повторила Алка, — если бы с ним удалось поговорить, возможно он не похитил бы Люську. — Значит, они встретились где-то еще, поговорили, после чего тот тип сделал вывод, что ему нужно Люську для чего-то похитить. А наш Илья такой доверчивый, ничего не заподозрил, спокойно вышел к нему. — Ясно одно, — заявила Надежда, — мы на правильном пути. Вход в четырнадцатую квартиру, как и следовало ожидать, находился со двора. Если на самом Загородном проспекте царил двадцать первый век со всеми его плюсами и минусами, сверкали яркие вывески ресторанов и магазинов бытовой электроники, то во дворе вполне можно было подумать, что машина времени перенесла подруг в позапрошлый девятнадцатый век — двор был вымощен булыжником, среди камней пробивались чахлые кустики лебеды и крапивы, мрачные, грубо оштукатуренные стены давно не знали ремонта, а в одном из углов двора виднелись покосившиеся ворота каретного сарая. Казалось, что сейчас из подъезда выйдет Родион Раскольников с окровавленным топором под мышкой или еще кто-нибудь из героев Достоевского. Вместо Раскольникова из подъезда вышел рыжий мальчишка лет тринадцати с наушниками на голове и на настойчивый вопрос подруг ответил, что четырнадцатая квартира — на самом верху, выше шестого этажа. — Как это — выше шестого? — удивленно спросила Надежда. — На седьмом? Но здесь же всего шесть этажей! — Ну да, шесть, — спокойно согласился мальчуган, — а четырнадцатая — над шестым, раньше там был чердак, а теперь там дядя Федя живет, он художник! Ничего, он прикольный! — Это он, — подруги переглянулись и начали восхождение. Лестница была крутая, темная и грязная. Когда-то она называлась «черной», что подразумевало существование еще одной лестницы, парадной, с широкими ступенями, резными перилами, чистым ковром и большими светлыми окнами. Но потом просторные господские квартиры поделили, и в этой части дома осталась только эта черная лестница. Как на всякой черной лестнице в старом Петербурге, на этой ощутимо пахло кошками, подгоревшим супом, квашеной капустой, нафталином и третьесортным кофе. По мере восхождения ступени становились все круче и круче. — Алка, постой! — окликнула подругу Надежда. — Передохнем секунду! Подъем по такой лестнице альпинисты отнесли бы к маршруту средней категории сложности, а мы все-таки новички в этом виде спорта! — Да что ты? — Алка остановилась и оглянулась. Она была еще полна сил и энергии. А ты меня все время пилишь, что я должна худеть! — И как же, интересно, по этой лестнице поднимаются старики, которых здесь большинство? — Зато ежедневная тренировка, не нужно никаких тренажеров! Поднявшись на шестой этаж, подруги остановились. Выше вела еще одна лестница, еще более узкая и крутая, больше напоминавшая козью тропинку в горах. Немного передохнув, они совершили последний этап восхождения и остановились перед обитой дерматином дверью, на которой ярко-синей краской был написан номер четырнадцать. — Вот оно! — радостно вздохнула Надежда, поняв, что утомительный подъем завершен. Она нажала на кнопку звонка, в глубине квартиры задребезжало, и хриплый мужской голос прокричал: — Заходите, не заперто! Надежда потянула на себя ручку двери. Она действительно оказалась открыта. — До чего же здесь живут доверчивые люди! удивилась Алла. — То ли у них просто нечего красть… — Да ты сама подумай, какой вор не поленится карабкаться на эту верхотуру! Прихожая, в которой оказались подруги, была завалена старыми свернутыми в трубку холстами, картонными коробками, ящиками, огромными рулонами бумаги и какими-то вовсе непонятными предметами. На невысоком шкафу, выкрашенном зеленой масляной краской, стояли по соседству гипсовая человеческая голова, глиняный кувшин и чучело утки. — Проходите в комнату и раздевайтесь! — раздался откуда-то из глубины жилища прежний хриплый голос. Подруги переглянулись. Фраза прозвучала как-то странно: во-первых, сейчас лето, и, приходя в гости, снимать верхнюю одежду не приходится. Во-вторых, в холодное время года тоже предлагают поступать в обратном порядке: сначала раздеться, повесить пальто в прихожей и потом уже проходить в комнату. Списав эти мелкие странности на экстравагантный характер хозяина, дамы протиснулись между большим кованым сундуком и гипсовой статуей передовой колхозницы с капустным кочном в руках и оказались в довольно большой и очень светлой комнате. В отличие от прихожей, вещей здесь было совсем немного: холст на подрамнике, продавленный кожаный диван, низенький столик вроде журнального, красивая шелковая ширма и пара перепачканных краской стульев. Еще в дальнем углу комнаты были стопкой прислонены к стене многочисленные старые холсты. Надежда огляделась. Диван не вызвал у нее доверия, и она присела на стул. Алка решительно села на диван, но тут же подскочила: — Из него торчат пружины! В соседней комнате послышались шаги, дверь открылась, и на пороге показался заросший густой бородой невысокий мужчина в потертых джинсах и вымазанной краской клетчатой рубахе. — Здрасьте! — хором произнесли подруги. — Здрасьте, — удивленно отозвался художник, а что вы не разделись? — Что? — Алла захлопала глазами и повернулась к Надежде. — О чем это он? — Вы что — первый раз? Можете пройти за ширму, если стесняетесь. — Мужчина подошел к холсту и взял в руки длинную кисть. — Первый раз — что? — переспросила Алла. — И почему мы должны раздеваться? Надя, мы что — похожи на девушек по вызову? — Вроде бы мы уже не в том возрасте, — поддержала подругу Надежда Николаевна; — Женщины, ну что вы время тянете! — недовольно проговорил художник. — Первый раз, что ли, позируете? — Ах вот оно что! — догадалась наконец Надежда. — Вы думаете, что мы пришли к вам позировать! — А разве нет? — удивился хозяин квартиры, откладывая кисть. — Я вроде на сегодня договаривался… — Только не с нами! — решительно отрезала Надежда. — Мы к вам совсем по другому вопросу! — Да? И по какому же? — Вы были знакомы с Ильей Цыпкиным? Задав этот вопрос, Надежда внимательно следила за лицом художника, однако на нем не отразилось и тени волнения; — Ну да, я с ним и сейчас знаком, только давно не встречаюсь.., как-то наши дороги разошлись… — У него дома есть ваша картина, она называется «Моховое». — Ну, не то чтобы картина.., так, этюд, подготовительная работа… — скромно проговорил художник. — А что, она у Ильки вывешена? |