Книга Третье откровение, страница 88 – Ральф Макинерни

Однако последующие события разбудили любопытство редакторов. Во имя всего святого, что происходит в Риме? С появлением третьей тайны Фатимы, доселе скрытой, город превратился в зону боевых действий. Адмирари продолжал поддерживать ни к чему не обязывающие отношения с Анджелой ди Пиперно, скорее по привычке, чем в силу искренних чувств, и через девушку вышел на ее редактора, Ричарда Джона Нойхауса. Судя по всему, бывший лютеранский пастор, ставший священником в Нью-Йоркском архиепископстве, имел доступ ко всем нервным узлам Ватикана. Нилу не нравилась роль новичка, которого наставляет умудренный опытом священнослужитель, знающий все ходы и выходы. Его нисколько не огорчило известие о том, что Нойхаус покинул Рим.

— Любопытный тип, — заметил Нил Анджеле.

— Ты ему тоже не нравился.

— Что он про меня говорил?

— Вряд ли ты захочешь слушать, — улыбнулась Анджела.

— Ты права.

Ее скрытность казалась кокетством — мне известно кое-что, чего ты не знаешь, так попробуй вытянуть из меня информацию, — и деланое безразличие показалось Нилу лучшим способом выяснить, что о нем думает главный редактор «Первых дел».

— Если хочешь узнать, почитай «Публичную зону», — посоветовала Анджела.

В этом разделе в конце каждого номера редактор излагал свое мнение по самым разнообразным предметам с легкостью человека сведущего.

— Нойхаус немного завидует отцу Фессио, — добавила Анджела.

Джозеф Фессио, основатель издательства «Игнатий-пресс», теперь был ректором нового университета, открытого Томом Монаганом в Нейплсе, штат Флорида. «Игнатий-пресс» сделало имя изданием трудов Ратцингера на английском языке. В свое время Фессио учился у Ратцингера, затем они в течение многих лет поддерживали отношения, и сейчас, со слов Анджелы, Фессио был в Ватикане persona muchissima grata. [130] Каждый раз, бывая в Риме, долговязый иезуит заглядывал к бывшему наставнику, ставшему Папой, чтобы поболтать с глазу на глаз.

— Ты это читал? — спросила Анджела.

Они были в кабинете Нила на набережной Тибра. Девушка имела в виду «Публичную зону» последнего номера «Первых дел».

— Еще нет.

Нил взглянул на раздел, и первого абзаца о том, что Лус [131] в настоящий момент бледно представлен в Риме ветераном традиционной журналистики, оказалось достаточно. Несомненно, дальше Нойхаус отпускал какие-нибудь остроты насчет света, обыгрывая значение фамилии медиамагната. [132]

— Я познакомилась с потрясающим человеком, — начала Анджела и умолкла.

— И это все?

— Расскажу за обедом.

— Отличная мысль.

Из соображений безопасности они выехали за город по виа Кассиа-Антика и устроились в ресторанчике под навесом, увитым диким виноградом.

Потрясающим человеком, с которым познакомилась Анджела, была Хизер Адамс.

— Ее упрятали в монастырь в Ватикане.

— Упрятали? — удивился Нил.

— Она работает у Игнатия Ханнана.

Девушка смолкла. Нил, потягивая вино, кивнул, мол, ему знакомо имя компьютерного магната.

Анджела никак не могла выбрать между минеральной водой и дорогим «Бароло», которое заказал Нил, словно, смешав воду и вино, рисковала погасить охватившее ее возбуждение. Что ж, сенсация — вещь захватывающая.

— Это правда! Хизер — самый простодушный и искренний человек из всех, кого я только знаю.

Эта простодушная и искренняя девушка рассказала Анджеле о зловещих событиях, произошедших в «Эмпедокле», об убийстве Брендана Кроу («Он работал у кардинала Магуайра!»), о том, что ей доверили третью тайну Фатимы, которую она забрала домой, а затем передала сотруднику ЦРУ Винсенту Трэгеру.

— Бывшему сотруднику, вставшему на путь преступлений, — пробормотал Нил заученную из газет фразу.

Потом документ похитили из сейфа в кабинете Трэгера, его секретаршу убили, а сам бывший сотрудник ЦРУ, вставший на путь преступлений, тайно вылетел из Америки в Рим вместе с Хизер, которой поручили вернуть в Ватикан подложную третью тайну, воспламенившую мировой пожар.

— Так, значит, подлинную третью тайну так и не вернули? — спросил Нил.

— Трэгер рассчитывает получить ее от человека, который ее похитил.

— И убил его секретаршу?

Анджела откинулась назад.

— Понимаю, понимаю. Все это похоже на плохой фильм с Томом Хэнксом в главной роли. Если бы все это рассказала не Хизер, а кто угодно другой, я бы тоже была настроена скептически.

Эти откровения испортили Нилу обед. Одно дело терпеть снисходительность Ричарда Джона Нойхауса, совсем другое — узнавать сенсационные сведения от неопытной девчонки.

— В общем и целом это совпадает с тем, что удалось узнать мне, — солгал Нил.

— От кого?

Нил сделал серьезное лицо и указательным пальцем — а он до сих пор печатал двумя пальцами — рассек пополам рубиновые от «Бароло» губы.

— Нил, а ты бы поделился со мной тем, что я тебе сейчас рассказала?

— Ну, этот сюжет едва ли подходит для «Первых дел».

О характере Нила говорило то, что, когда подали saltimbocca alla romana, [133] к нему частично вернулся аппетит. Он также заказал еще одну бутылку «Бароло», как будто ему было что праздновать.

— Тебе придется пить в одиночку, — заметила Анджела.

Сама она немного опьянела. Какое же очаровательное создание! В другом мире, в мире, где Нил обитал во времена своей молодости, он, возможно, попытался бы воспользоваться тем, что трезвость Анджелы частично сдала позиции. В мире нынешнем он довольно неплохо изобразил американского журналиста в Риме, наслаждающегося обильной трапезой, оплаченной из его тугого кошелька, и развлекающего молодую коллегу рассказами о своем блистательном прошлом. Нил совершил ошибку, упомянув Лулу ван Акерен, и Анджела встрепенулась.

— Так ее звали тогда. По мужу она Мартинелли.

— Она разбила твое сердце, — заботливо произнесла Анджела.

Так кому все-таки ударило в голову «Бароло» — этой девчонке или нынешнему тусклому отсвету Луса в Риме?

— Или я ей, — сказал Нил, заканчивая разговор.

В городе Анджела попросила высадить ее у метро.

— Я бы не советовал, Анджела. Лучше возьми такси.