Книга Миссия, страница 89 – Уилбур Смит

Таита стоял на берегу, пока совсем не стемнело, а потом, глубоко встревоженный, пошел по лужайке обратно.

Как только маг вошел в комнату, Мерен проснулся. Казалось, он хорошо отдохнул, и подавленность Таиты ему не передалась. За ужином он мрачновато прохаживался насчет операции, назначенной на завтра доктором Ханной. Себя он называл «циклопом, которому дадут стеклянный глаз».

На следующий день рано утром в их комнату вошли Ханна и Джибба с несколькими помощниками. Осмотрев глазницу Мерена, они объявили, что он готов к следующему шагу. Джибба готовил травяное снотворное, а Ханна разложила на подносе инструменты и села на матрац рядом с Мереном. Время от времени она поднимала веко его здорового глаза и наблюдала, как сокращается зрачок. Наконец она убедилась, что настой подействовал и Мерен мирно спит. И кивнула Джиббе.

Тот встал, вышел из комнаты и тут же вернулся с маленьким алебастровым сосудом. Сосуд он нес словно священнейшую реликвию. Подождав, пока помощники возьмут Мерена за руки и за ноги, он поставил сосуд возле правой руки доктора Ханны. Вновь зажав голову Мерена коленями, он раздвинул веки отсутствующего глаза и вставил серебряные расширители.

– Спасибо, доктор Джибба, – сказала Ханна и начала ритмично раскачиваться, стоя на коленях. В такт этим движениям они с Джиббой запели. Таита узнал несколько слов, которые, казалось, имели общие корни со словами тенмасса. И предположил, что это высшая, более развитая форма языка.

Закончив петь, Ханна взяла с подноса скальпель, подержала его лезвие в огне масляной лампы и быстро сделала параллельные надрезы на глазном дне. Таите она напомнила штукатура, который готовит стену к принятию влажного слоя. Из легких надрезов показалась кровь, но Ханна капнула несколько капель из флакона, который тут же закрыла. Джибба убрал свернувшуюся кровь.

– Этот раствор не только останавливает кровотечение, но и служит питательным веществом для семени, – объяснила Ханна.

С той же почтительностью и осторожностью, что и Джибба, она сняла крышку с алебастрового сосуда. Вытянув шею, чтобы лучше видеть, Таита разглядел в сосуде небольшое количество светло-желтого прозрачного желе – его едва хватило бы, чтобы покрыть ноготь его мизинца. Маленькой серебряной ложкой Ханна взяла это желе и с бесконечной осторожностью влила в разрезы на дне глазницы Мерена.

– Мы готовы закрыть глаз, доктор Джибба, – негромко сказала она. Джибба убрал расширители и большим и указательным пальцами зажал веки. Ханна взяла тонкую серебряную иглу с очень тонкой нитью, изготовленной из овечьих кишок. Ловкими пальцами она наложила на веки три стежка. Пока Джибба держал голову Мерена, Ханна обвязала ее льняными бинтами так, как это делают бальзамировщики в египетских погребальных храмах, оставив только отверстия для рта и ноздрей. Потом она с довольным видом отстранилась.

– Спасибо, доктор Джибба. Как всегда, твоя помощь была неоценима.

– Это все? – спросил Таита. – Операция закончилась?

– Если не будет нагноения или других осложнений, через двенадцать дней я сниму швы, – ответила Ханна. – А до тех пор наша главная забота – уберечь глаз от света и вмешательства пациента. Все это время он будет испытывать большие неудобства. Жжение и зуд будут такими сильными, что смягчить их успокоительным невозможно. И хотя, бодрствуя, он сможет владеть собой, во сне постарается потереть глаз. Обученные помощники лекаря должны следить за ним днем и ночью, а руки ему следует связывать. И переселить его в темную комнату без окон, чтобы свет не усиливал боль и не мешал семени приняться. Для твоего любимца наступает трудное время, ему понадобится твоя помощь, чтобы выдержать.

– А почему нужно закрывать оба глаза, если один невредим?

– Если он будет двигать здоровым глазом, фокусируя взгляд на чем-либо, новый глаз будет проделывать то же самое. А больному необходимы покой и неподвижность.

* * *

Вопреки предупреждению Ханны первые три дня после засева глаза Мерен испытывал мало неудобств. Хуже всего он переносил слепоту и связанную с ней скуку. Таита развлекал его воспоминаниями о множестве приключений, которые они вместе пережили за годы, о местах, которые посетили, о мужчинах и женщинах, которых знали. Они говорили о том, как сказалось их родине безводье Нила, какие страдания это причинило народу и как фараон Нефер Сети и царица справляются с несчастьем. Говорили о своем доме в Галлале и о том, что найдут в нем, вернувшись из своих странствий. Все это они не раз обсуждали и прежде, но голос Таиты успокаивал Мерена.

На третий день Мерен проснулся от пронзившей глазницу резкой боли. Приступы были регулярны, как биение сердца, и так невыносимы, что каждым раз Мерен непроизвольно хватался за глаз обеими руками. Таита послал помощника за Ханной. Она немедленно явилась и размотала повязку.

– Омертвления нет, – объявила она и принялась менять повязку. – Именно на такой результат мы и надеялись. Семя принялось и начинает укореняться.

– Вы говорите как садовник, – сказал Таита.

– Но мы и есть садовники людей, – ответила она.

Следующие три дня Мерен совсем не спал. Когда боль усиливалась, он стонал и метался на матраце. Он не ел и мог делать лишь несколько глотков воды в день. Когда он наконец уснул, то лежал на спине, связанный кожаными ремнями, и громко храпел через отверстие в повязке. Проспал он целые сутки.

А когда проснулся, начался зуд.

– Мне в глаз словно заползли огненные муравьи.

Он стонал и пробовал тереться лицом о грубые каменные стены помещения. Лекарскому помощнику пришлось позвать на подмогу еще двоих, потому что Мерен был очень силен. Но он почти не спал и не ел, и плоть его словно таяла. На груди отчетливо проступили ребра, а живот так подвело, что словно прилип к позвоночнику.

За многие годы они так сблизились, что Таита переживал его страдания, как свои. И уйти из комнаты мог лишь в те редкие минуты, когда Мерен ненадолго засыпал. Тогда Таита оставлял его под присмотром лекарских помощников и бродил по ботаническим садам.

В этих садах он обретал своеобразный мир, и его снова и снова тянуло сюда. Никакой определенной планировки здесь не было – лабиринт аллей и троп, многие из которых густо заросли. Каждый поворот приносил новое захватывающее зрелище. Аромат цветов смешивался в теплом приятном воздухе и опьянял. Сады были чрезвычайно обширны, но Таита встречал в этом раю лишь немногих садовников, ухаживающих за этим раем. При его появлении они ускользали, скорее как призраки, чем как люди. При каждом посещении он с радостью обнаруживал новые беседки и затененные тропы, которые не заметил раньше, но когда в следующий раз пытался их найти, они исчезали, сменившись другими, не менее прекрасными и соблазнительными. Сад был полон неожиданностей.

На десятый день после засева Мерену как будто полегчало. Ханна снова перевязала ему глаз и объявила, что довольна.

– Как только боль полностью уляжется, я смогу снять швы с век и проверить, насколько хорошо идет процесс.