Онлайн книга «Козырь в рукаве»
– Да-да, – выпустила струю дыма Гулько. Надо сказать, курила она элегантно, держа сигарету с какой-то меланхоличной небрежностью, что, впрочем, не очень вязалась с ее импульсивными движениями, когда, отвечая на мои вопросы, а вернее, уходя от ответов, она чуть ли не вскакивала с дивана. Завскакиваешь тут, когда такое с мужем приключилось! – Поня-ятно, – мрачно процедила я. – Вы их знаете? – изменилась в лице Гулько. – Знаю, на кого они работают. – Я тоже догадываюсь, – с судорожной усмешкой сказала она. – На Парамонова. Ведь именно он состоял в сделке с Григорием Петровичем? – намекнула я на прошлое. – Мне ничего не известно, – нервно закашляла Софья Исааковна, – меня сейчас это меньше всего заботит! – Вам не хочется вспоминать… – Муж не посвящал меня в свои дела, – поспешно сказала она. – Странно, – недоверчиво посмотрела я на нее, – очень странно. – В каждой семье, – заволновалась Гулько, – свой специфический климат. Надеюсь, вы не станете с этим спорить? – Не стану, – дипломатично согласилась я, – и все-таки я подчеркиваю: то, что вы можете вспомнить, то, что вы знаете, может оказаться очень важным для нашего дела… – Я не одобряла этих дел, всего того, из-за чего Гриша так рисковал и попал за решетку. Вы думаете, легко мне было слышать его уговоры: ты потерпи, потерпи, ради наших детей, ради образования их. Он ведь хотел дать им отличное образование за рубежом, устроить их судьбу, – со слезами на глазах срывающимся от волнения голосом произнесла Гулько, – и вон как все обернулось! В отчаянии она затушила в пепельнице недокуренную сигарету и тут же принялась за новую. – И ваши дети получили образование… то, о каком мечтал Григорий Петрович? Это они? – Я показала на фотографию в изящной рамке на книжном стеллаже. Гулько улыбнулась и кивнула. – Одна получила, а другой получает, – невесело уточнила Гулько. Потом ее потухший было взгляд потеплел и вспыхнул. – Это мы с Анночкой у Яши в гостях. – Он учится за границей? – догадалась я. – Да. – И где же, если не секрет? – В Париже. – Неплохо, – усмехнулась я. – Зато цена какова! – округлила свои красивые черные глаза Софья Исааковна. – Но у вас ведь нашлись на это деньги… – У нас тогда все конфисковали, – потупила глаза Софья Исааковна и добавила: – Все, что было записано на Гришу… Машину, дачу… Слава богу, что квартира оказалась на меня оформлена… – Вы сейчас работаете? – На мне дом, – вздохнула она, – это не легкий труд, поверьте мне. – На что же вы живете? – спросила я. – Нам удалось кое-что сохранить… – заморгала Софья Исааковна. – Давайте вернемся к тем троим, посетившим вас… – А что возвращаться? – зябко передернула она своими узкими плечами. – Влетели, стали задавать вопросы, потом перешли к угрозам. Упоминали моих детей, мол, жизни ни тебе, ни им не дадим. Я испугалась, позволила им все обыскать. Они перерыли весь дом, но ничего не нашли! – последнюю фразу Софья Исааковна произнесла с каким-то горделивым злорадством. Да уж, представляю, каково было этой хрупкой женщине один на один оставаться в квартире с этими головорезами. – Они мне под угрозой смерти приказали никому ничего не говорить. Если пикнешь, сказал один из них, светловолосый такой, убью собственными руками. – Вы, естественно, никуда не обращались… – Естественно, – печально подтвердила Гулько. – Ваш сын в Париже, а дочь? – Она ничего вначале об этом не знала… – торопливо проговорила Софья Исааковна. – Я пообещала тем троим, что стану молчать. Лишь бы они нас не трогали. – Вы знали, что ваш муж встречался с журналистами? – Знала, – прямо ответила Гулько, – я его просила не делать этого, когда говорила с ним по телефону (сам-то он дома не появлялся и даже не сказал мне, где скрывается), но он ни в какую. Старые обиды, они ведь как стигматы, – угрюмо заметила она. – Это так, – вздохнула я, – значит, Григорий Петрович не сказал вам, где бумаги? – я пристально посмотрела в ее черные глаза. – Если бы я знала, где эти проклятые документы, – грустно усмехнулась она, – я бы их тем троим отдала. Счастье и покой детей, видите ли, дороже! – А вы не догадываетесь, где ваш муж мог спрятать документы? – Мы уж всех родственников обзвонили, так перетряслись! Я сначала дочери ничего не рассказывала, но меня только на день хватило. Она сама поняла, что со мной что-то неладное творится. Я в итоге ей все рассказала. Вот мы с ней и решили заняться поиском этих бумаг, – затушила в пепельнице окурок Гулько. – А сын? – Что сын? – не поняла она. – Кто из детей, то есть, хотела я спросить, был Григорию Петровичу ближе? Обычно, я знаю, сын ближе матери, дочь – отцу. – Может быть, – скептически усмехнулась Софья Исааковна, – в нашей семье это с точностью до наоборот. – А дачу, сараи проверяли? – Да у нас нет никаких сараев. На даче, правда, не искали… – засомневалась Гулько. – Вы же сказали, что дачу конфисковали? – Это другая, мамина. – Все-таки странно, почему он вам не сказал… – Не доверял, наверное, – печально улыбнулась Софья Исааковна, – и правильно делал. – Вас тоже можно понять, – посочувствовала я ей. – Можно, – согласилась она. Я все-таки спросила у Софьи Исааковны адреса родственников, хотя не очень надеялась, что посещение их даст обнадеживающие результаты. Расспросила ее и о друзьях юности Григория Петровича. Таковых в Тарасове не было, потому что сам Гулько с Украины. О товарищах мужа по службе моя собеседница тоже не могла сказать ничего определенного. Служба – службой, а дружба – дружбой, как говорится. Узнала я также, что дочь Гулько преподает в Американском корпусе мира. * * * Простившись с Гулько, мы отправились в редакцию. Я совсем приуныла. Виктор кидал на меня неодобрительные взгляды. Женская эмоциональность, как видно, ему не по вкусу. Кряжимский Сергей Иванович встретил меня настороженно-пристальным взглядом своих проницательных светлых глаз. – Что-то, голубушка, вид у вас удрученный, – озабоченно сказал он, увидев мою кислую физиономию. Я плюхнулась на стул в приемной и вялым движением расстегнула куртку. Виктор прошел в лабораторию. – Не знаю, Сергей Иванович, где эти чертовы документы искать, – закурила я, – и Маринки нет, некому кофе сварить, – совсем сникла я. |