Книга Мумия из Бютт-о-Кай, страница 8 – Клод Изнер

Дом, спрятавшись под покрывалом из плюща и ломоноса, угрюмо смотрел своими темными пустыми глазницами на аллеи, заросшие сиренью, акацией и орешником. Правое крыло, судя по всему, было задумано в псевдоренессансном стиле, но ныне больше походило на неудачно спроектированное административное здание. Центральная часть, увитая молодым виноградом, имела величественный вид. Ее украшали орнаменты: аканты, ионики, вязи. На барельефах над окнами были изображены женщины и дети в античных одеяниях. Верхний полуэтаж поддерживали колонны, на капителях которых были вырезаны листья и плоды. Серовато-синюю крышу из сланца украшало декоративное навершие. Два каменных льва, сидевших на задних лапах, охраняли вход, рядом с которым находилась привратницкая, ныне уже почти разрушенная. Левое крыло возвести так и не успели: на этом месте виднелось только основание будущих стен, обнесенное ветхим забором.

Для того чтобы обойти огромный заброшенный сад, нужно было иметь хорошую физическую форму: его разбили на склоне холма, и, хотя когда-то здесь были лестницы, но они так обветшали, что по ним уж было не пройти. Приходилось карабкаться, цепляясь за кусты. В гуще сада притаился пруд, покрытый ряской и заросший камышом. Время от времени на свободной от тины и ряски поверхности появлялись круги: признак того, что в нем водилась рыба. Впрочем, кроме бездомных кошек, здесь бывали лишь отважные мальчишки: в тишине пруда было что-то тревожно-пугающее. Облупившаяся статуя Девы Марии указывала пальцем куда-то в небо, словно предупреждая о возмездии. Было ли услышано ее предупреждение? И неужели ничего, кроме тайн, не осталось в этом доме с перебитыми из рогаток стеклами? Ходили слухи, будто в нем живут привидения, что, кроме обувщика, здесь покончил с собой некий отвергнутый поклонник, а сутенер задушил проститутку.

Тишина царила в этих зарослях, где даже птицы не спешили вить свои гнезда. На протяжении многих лет дом словно терпеливо караулил, покуда какая-нибудь жертва запутается в его тенетах. Момент был близок. Бездушные камни чувствовали, что вскоре здесь произойдет нечто ужасное.

— Официально сообщают, что погибли тысяча триста шестьдесят человек! А по слухам их не меньше трех тысяч! — возвестила Рафаэль де Гувелин, размахивая газетой и волоча за собой отчаянно упиравшихся собачек, мальтийскую болонку и шипперке. Те никак не хотели заходить вместе с хозяйкой в книжную лавку «Эльзевир» на улице Сен-Пер 18.

Кэндзи Мори оторвался от своих карточек, а Жозеф обратился в слух.

— А что случилось? Землетрясение? Извержение вулкана? — полюбопытствовал он.

— Вот и не угадали! Но это ужасно, ужасно!

— Мы почему-то так и подумали.

— …Это случилось в России, на Ходынском поле, на торжествах по случаю коронации Николая II. Это поле — сплошные промоины и ямы, рядом овраг глубиной двадцать метров. Несчастные, бросившиеся получать подарки царской четы — фунт белого хлеба, сласти, платок и кружку, — сами создали давку, и их затоптали те, что напирали сзади.

— Я читал репортаж о том, как царский кортеж пересек Красную площадь. И что в честь восшествия на престол Николая II был дан семьдесят один пушечный залп. Сломать себе шею ради подарка от самодержца — в этом что-то есть! — воскликнул Жозеф.

— Когда собирается такая тьма народа — это уже таит в себе опасность, — проговорила Рафаэль де Гувелин, прикрываясь веером, как щитом. — Но, полагаю, вы предпочли бы, чтобы я рассказала об убийстве. Вы ведь обожаете подобные происшествия!

— Ну да, признаться, меня это больше занимает. Например, такая история: человек убил знакомого, чтобы украсть у него коллекцию марок стоимостью десять тысяч франков. А тело спрятал в сундук и сдал в камеру хранения в городке Кувилль, недалеко от Шербурга. Оригинально, не правда ли?

Его собеседница пожала плечами и обратилась к Кэндзи.

— Дорогой мсье Мори, вы так цените шик в одежде, что вы думаете о революции, которую эти великосветские щеголи пытаются совершить против цилиндров?

— Думаю, последствия их бунта против цилиндров менее пагубны, чем последствия коронации русского царя. Полагаю, вам известно изречение Виктора Гюго о том, что мыслящая голова лучше головы в модной шляпе.

Рафаэль де Гувелин рассеянно погладила песиков и вновь обратилась к Жозефу, который расставлял на полке приобретенные накануне восемь томов «Тысячи и одной ночи».

— Не посоветуете, где мне поискать корзинку для моих крошек? К несчастью, они сгрызли ту замечательную ивовую корзинку, что подарила ваша супруга. Она так изысканно украсила ее тюлем и сатином… А может, ее не затруднит сделать мне такую же?

Жозеф открыл было рот, чтобы ответить, но тут в дверях появилась дама в туалете желтого шелка и широкополой бархатной шляпе. Она склонила голову, приветствуя Рафаэллу, и громко воскликнула:

— Здравствуйте, мсье Мори!

— Мое почтение, мадам. Какая неожиданность! Значит, наши конкуренты вас не устраивают?

Олимпия де Салиньяк никогда не признавала своих ошибок. В прошлом году она демонстративно перестала посещать книжную лавку, недовольная тем, как ее обслуживали. По правде говоря, ее недовольство было случайным капризом, и она здорово скучала по приветливым владельцам, по располагающей к беседе и тому неподдельному интересу, который все здесь выказывали к книге и книжным знаниям. Не обратив никакого внимания на реплику Мори, она продолжила:

— Терпеть не могу этого вашего Эмиля Золя! Он порочит благородные просветительские идеи. Но мне хотелось бы полистать его последний роман «Рим», что вышел в издательстве Шарпантье. Говорят, он пишет, что город так и остался языческим и что по берегам Тибра разгуливают наследники цезарей, одержимые манией величия. Мне хотелось бы уточнить, так ли это, ведь послом при святейшем престоле назначили моего друга мсье Пубеля. [18]

— Читала я эту книгу! — воскликнула Рафаэль де Гувлин. — Ее герой — молодой священник, который порицает современную католическую церковь. Какая дерзость!

С нескрываемым раздражением Кэндзи отложил свои карточки.

— У нас этой книги нет. Заказать?

— Да, закажите. Лучше две… И добавьте еще «Супружеские тайны» мадмуазель де Бове, вышедшие в издательстве «Лемер». Моя племянница, мадам де Пон-Жубер, жаждет углубить свои познания.

Жозеф воспринял эти слова как колкость в свой адрес. Когда-то он увлекся Валентин де Салиньяк, но та вышла замуж за знатного франта. Жозеф натянул куртку и собрался уходить, но Рафаэль де Гувлин его окликнула.

— Так что с корзинкой?

— Попробую узнать у Айрис. Но вообще-то мы здесь больше не живем. Всего доброго. До понедельника! — бросил он с заговорщическим жестом Кэндзи, и тот, отвечая ему, поднялся.

— Дамы, нам пора закрываться.