
Онлайн книга «Из бутика с любовью»
Человек ушел. Никто больше не понимал, что это смерть. Люди смеялись, улыбались, несли пакеты с покупками. Анастасия встала, повернулась и пошла. Потом побежала. Все быстрее, быстрее и быстрее. – Ты мне нравишься, – сказала Евгения, усевшись на лавочку рядом с Петром, – можно, я с тобой посижу? На кладбище было очень тихо. Так тихо в городе не бывает больше нигде – ни шума шагов, ни телефонных звонков, ни машин, ни разговоров. Лишь слегка шелестел ветер. – Да, – он пожал плечами, – сиди. – Я приготовила мясо. Не хочешь попробовать? – Поздно, – сказал Петр и закурил, выпуская в небо красивую белую струю дыма, – если я что-то и предлагаю, то только один раз. Евгения вытянула ноги. Петр залюбовался. Красивые, длинные, в черных туфлях. Он скосил глаза и посмотрел на засос. Засос багровел во всей красе. – Ты знаешь, – сказал он, – мне все время больно. Пока тебя нет. Как только ты появляешься, душевная боль утихает. Айболит. – Спасибо, мне очень приятно слышать, что это так. – Да. – Может, все-таки пойдем, попробуем мясо? Он покачал головой и улыбнулся. – Уже все. Мне ничего не нужно. Он еще отхлебнул из фляжки. – Как будешь жить? – Не знаю. Придумаю что-нибудь. Мне, если честно, все равно. Жить-то не хочется. Незачем. Счастья нет и больше не будет. Все тщета и суета сует. – Ты сдался? Он промолчал. – Ты мне очень нужен, – сказала Евгения. – Тебе нужен не я, а домашняя собака. Заведи себе шпица, научи приносить тапки. Евгения встала. – Мне очень жаль, – сказала она. – Мне тоже, – сказал Петр. – Иди, не затягивай. Он еще раз отхлебнул, Евгения ушла не оборачиваясь. – Да, я помню, как не помнить? – сказал врач. – Такая красивая девушка, такая красивая грудь. И вся изуродована. Очень печальная история. Врач говорил спокойно. Видно было, что он привык ко всему, решительно ко всему, каждый день пришивая на место руки, ноги и головы. – И она не говорила, кто это сделал, – спросила Марина, – так ведь? – Категорически отказалась. Хотя ее вытащили буквально с того света – кровопотеря, воспаление, заражение крови. Она обратилась в клинику не сразу. Чего ждала, неизвестно. – Подумайте, – попросил Дима, – это может быть очень важным. Что она говорила? Какие слова? Как объясняла? Не посылала ли на чью-то голову проклятия? Не называла в бреду имен? – Я предложил ей написать заявление в милицию, – сообщил хирург. – Кроме того, ее это уговаривали сделать медсестры. Лиза – известная художница, у нас в клинике ее многие узнали в лицо. Все ей сочувствовали. Считается, что это сделал ее мужчина, которого она любит, поэтому и поступила так. – Чем были нанесены травмы? Было ли что-то еще? Синяки? Следы побоев? – Чем-то острым и небольшим. Типа ножа для чистки картофеля. Больше я ничего не заметил. Впрочем, пациентка больше ни на что и не жаловалась. – У вас не осталось фото порезов? Или, может, кто-то сделал? Для желтой прессы? Вы не знаете? – Не знаю. Это было почти четыре года назад. Вы можете поговорить с медсестрой, которая делала Лизе перевязки, ее зовут Нина Игоревна, она сейчас на смене. Женщина женщине могла больше доверять. Или, может, она что-то заметила? – Спасибо, – Дима пожал врачу руку и оставил на его столе крупную купюру, – вы нам очень помогли. Представьте нас Нине Игоревне. Если еще что-то вспомните, дайте мне знать. Врач кивнул. Вероника чувствовала себя на седьмом небе. – Спасибо, – сказала она, восстанавливая дыхание. – Я словно заново родилась. Чем я заслужила? Все было беспросветно, черно и безнадежно. И в этой тьме воссиял свет. Почему? Кто там на небесах обратил на меня внимание? И за что? – Я тебе объясню, – сказал он, пристроившись на краю ванны. Вероника хотела было начать одеваться, но одеваться не хотелось. Она никуда не спешила, и счастье было полным и золотым, как никогда раньше. То, что она испытывала до этого, было каким-то полусчастьем, счастьем с червоточинкой, какой-то недоделкой. Наконец-то ей стало совсем хорошо. И Вероника подумала о том, что ради этого стоит жить. Чтобы просто понять, что такое бывает. Он поцеловал ее и начал натягивать рубашку. – Уже уходишь? – спросила Вероника. – Ага, – кивнул он. Счастье померкло. Золото потемнело, превратилось в свинец и камнем упало на сердце. Вероника не стала ничего спрашивать, она тоже начала натягивать одежду, не глядя на него. Он оделся, вышел в прихожую, сказал «пока» и ушел. Вероника досчитала до десяти, а потом заплакала горько и безутешно. «Вот и сказочке конец», – подумала она. В глубине души Вероника знала, что так закончится, но надежда теплилась, трепыхалась и никак не хотела умирать. Но умереть пришлось. Нина Игоревна всплеснула руками. У нее были круглые щечки, маленький носик пуговкой и круглые очки. Марина долго думала, кого она ей напоминает, а потом поняла – бабушку с пакета молока «Домик в деревне». – Конечно, помню, – воскликнула медсестра, и голос ее упал до шепота, – такая красавица, и он ее так искалечил! – Он – это кто? – спросил Дима. Глаза за стеклами распахнулись. – Ну муж ее, разумеется. Лизы-то, девушки несчастной. Он вообще ее заставлял работать, чтобы она деньги ему давала на опохмел, и требовал, что она рисовала только его портреты, только его! Его звали Артем... или Артур. То ли революционный пролетарий, то ли король. Стара я стала, не помню. Так вот, как-то у Лизы не было сил работать, начала она возмущаться, жаловаться, что нет красной краски, так эта скотина... Марину затошнило. Дима улыбнулся краешком рта. – Вот зачем вы все выдумываете, Нина Игоревна? – спросил он. – Не стыдно вам? Медсестра смешалась. Круглые щечки задрожали. – Так и было. Она сама мне сказала, – упиралась Нина Игоревна. – И про Артура, и про кровь, которая стала краской... красной! Дима снисходительно улыбнулся. – Ненавижу, когда так врут, – сказал он. Он повернулся и пошел по больничному коридору. Марина за ним. – Есть такой тип людей, – сказал Дима, предвосхищая ее вопрос, – которые начинают брехать с серьезным видом, якобы они что-то знают, какой-то эксклюзив. – Но ты сразу понял, что она врет. – Сразу. Мне вообще врать бессмысленно. Они вышли на улицу. |