Книга Няня для принцессы, страница 14 – Ольга Хмельницкая

– А теперь танец невесты и ее свекра! – громко сказала тамада.

Она была обута в черные лаковые сапоги на высокой шпильке.

– Знойная женщина, мечта поэта, – проговорил мужчина, разглядывая тамаду.

– Да, она притягивает внимание, – кивнула няня. – Как крупная, опасная и опытная кошка.

Он налил себе колы и выпил.

– Кстати, меня зовут Игорь.

– Елена Варфоломеевна, – представилась няня.

Он повернулся и посмотрел на нее долгим взглядом.

– Варфоломеевская ночь?

– Все сразу вспоминают этот неприятный французский эпизод между католиками и протестантами, – вздохнула она. – Хотя есть и более экстремальные варианты. У меня была подруга с отчеством Кукуцаполевна. От «кукуруза-царица полей». Звали Елизаветой.

– Хорошо хоть Елизаветой, а не Даздрапермой, – сказал Игорь. – А то знаете? «Да здравствует первое мая».

– Знаю, – кивнула няня.

Невеста дотанцевала со своим будущим свекром, а потом жених сплясал разбитной и веселый танец со своей будущей тещей под песню: «Теща моя ласковая, теща моя заботливая, молодая, озорная, поворотливая».

Танец закончился, гости вернулись за стол.

– Крокодил по-сенегальски, – сказал официант, расставляя перед гостями тарелки с шашлычками. На деревянные палочки было нанизано плотное белое мясо.

– Спасибо, я не буду, – отказалась невеста.

Миша поднял глаза.

– Это очень вкусно, – сообщил жених и вонзил желтые зубы в шашлычок.

– Я не буду есть крокодила, – произнесла невеста, с отвращением глядя на жующего жениха. – Я друзей не ем. Это какой-то… каннибализм.

– Не капризничай, – сказал тот, и его бородка зашевелилась. – Крокодилы – это опасные злобные твари, ты еще медуз в друзья запиши.

Перед невестой поставили блюдо.

– Ой.

Она зажала нос. Официант поставил перед Мишей тарелочку, и он тоже чуть не задохнулся.

– Что, тебе и розмарин не нравится? – спросил жених невесту.

– Нет, не нравится, – покачала она головой, отодвигаясь от блюда и стараясь не дышать.

– Ешь! – твердо проговорил жених, и в его заплывших жиром глазах появилось что-то безумное.

– Черта с два, – громко сказала невеста и впервые подняла глаза, обведя взглядом гостей.

Глаза были большими и голубыми. Нежное, тонкое лицо, светлые волосы, корсет, длинная юбка с кринолином. Миша заулыбался. Он улыбался и улыбался, и не мог остановиться, а потом щелкнул зубами.

– Ты чего смеешься? – спросила Катя, остановив на нем взгляд. – Смешно, да?

– Очень, – честно сказал Миша.

Она смяла салфетку. Он смотрел прямо на нее, в ее рассерженные глаза, любовался пышными волосами и рукой, сжимающей вилку.

– Дорогая, ты перепила, – произнес жених, хмурясь, – приведи себя в порядок.

– Да, – проговорила невеста, выходя из-за стола. – Конечно.

Миша выскользнул из-за стола и бросился за ней.

Катя плакала, опершись рукой о раковину, и слезы капали на белый кафель, смывая тушь и бороздя пушистый слой пудры на лице. Миша вошел, и она испуганно обернулась, но увидев, что это всего лишь пацан, который сидел напротив нее за свадебным столом, повернулась к нему спиной. Ни мама, ни папа, ни жених… уже хорошо. Миша улыбался, ему совершенно по-дурацки хотелось щелкать зубами, прыгать и смеяться.

– В лесу, – сказал Миша, глядя на ее худенькую спину. – В лесу я хотел увидеть себя старым седым аллигатором в кресле-качалке в окружении маленьких бойких крокодильчиков. Чтобы пахло кофе и пирогами, а в кухне шипело на сковороде мясо. И чтобы безопасно, ни одного зомби вокруг, и никаких шипастых корней, никаких летающих ежей, никаких взрывающихся мин-вонючек, никаких мигрирующих…

Она повернулась, а потом плюхнулась прямо на кафельный пол прямо в своем длинном белом платье. У нее было такое лицо, как будто она, оказавшись нос к носу с толпой зомби и уже полностью утратив надежду, вдруг обнаружила за спиной у себя роту аллигаторов. В глазах у Кати что-то менялось, внутри зрачков разгорался свет, как огонь из углей, которые кажутся навсегда остывшими.

– …мигрирующих зыбучих песков. И чтобы… чтобы со мной всегда была принцесса. Хотя я, конечно, слишком многого хочу, ведь я всего лишь уродливая пупырчатая рептилия с гранатометом, ну, ты знаешь.

Она начала смеяться, размазывая слезы. Тушь потекла, вокруг глаз образовались черные круги, одной рукой Катя сняла фату и венок из белых цветов и забросила его в урну.

– Мне, кстати, всего шестнадцать, – продолжил он. – К сожалению. Но уже через пару лет будет восемнадцать, и мы сможем пожениться. Тебе двадцать, я знаю.

Мир вокруг них неуловимо изменился. Еще минуту назад они были двумя растерянными и несчастными людьми, оторванными с мясом половинками, убогими травмированными калеками.

– Ты вовремя, Дубровский, – произнесла Катя, – я уже планировала было повеситься.

– Глупости, – сказал Миша.

Катя включила воду, набрав в ладони теплой воды, погрузила туда лицо, а потом сунула голову под струю.

– Пойдем, – позвала она, смыв косметику, – мне надо кое-что кое-кому сказать.

Они вышли из туалета, крепко взявшись за руки. С мокрых Катиных волос стекала вода. Миша улыбался. Ася увидела их первой, и ее лицо вытянулось. Вслед за Асей гости принялись поворачиваться к Мише и Кате. Мелькнуло ошеломленное лицо Елены Варфоломеевны. С открытым ртом застыл папа невесты. Мама ойкнула, и из ее губ вывалился кусочек крокодильего шашлычка. Миша и Катя принюхались. В воздухе отчетливо пахло розмарином. Они сильнее сжали руки. Жених медленно поднялся со стула, с трудом справившись со своими телесами.

– Какого черта? – громко спросил он. – Что за цирк?!

Тамада нервно глотнула кофе из чашечки, стоящей на столе. Виталий Дмитриевич протер глаза и уставился на пару.

– А вот и Дед Мороз со Снегурочкой! – объявил он. – Елочка, зажгись!

Никто не засмеялся. Мужчина в клетчатой рубашке и джинсах принялся пробираться поближе к Кате с Мишей. У него были огромные кулаки и внимательные глаза.

– Что это значит? – повторил жених.

В голосе была угроза. Катя и Миша прижались друг к другу плечами, крепко сплетя руки.

– Свадьбы не будет, – сказала Катя в полной тишине. – Я люблю другого.

Жених снял пиджак. Его глаза наливались красным. Он опустил большую голову и смерил взглядом Мишу.

– Отойди, – велел он Кате.

Вместо этого Катя вцепилась в Мишу двумя руками, как опаздывающий на работу хватается за поручни последнего в этом тысячелетии троллейбуса.