Книга Санаторно-курортный маньяк, страница 8 – Ольга Хмельницкая

– Ага, – кивнул Энгельс.

Через несколько минут, в течение которых Околелова всхлипывала все отчаяннее, со страшным громыханием подъехала «копейка», из багажника которой молодой человек извлек большой ржавый топор.

– И ра-а-аз! – воскликнул он, ударив по стволу.

Дерево задрожало. Алина вцепилась руками в ветви.

– И два! – закричал Максим во второй раз, изо всех сил вогнав острый топор в старую рыхлую древесину.

– Максик, давай, – подбодрила его Алина, – тополя – это такие большие древесные сорняки, растут быстро, но ствол получается неплотный.

– И три! – выдохнул молодой человек.

– Предъявите, пожалуйста, документики, – вдруг сказал из темноты суровый голос, и из-за деревьев вышли два дюжих милиционера.

– Лейтенант Иванов и старшина Петренко, – представился один из них, – нарушаем? Деревья рубим в неположенном месте? На шашлыки собрались, молодой человек? – спросили они, покосившись на открытый багажник.

– Э-э-а-а-а, – раздался откуда-то сверху слабый стон.

– Ой, кто это? – испугался лейтенант Иванов.

– Это коты, не обращай внимания, – махнул рукой Петренко.

– Ы-ы-ы, – послышалось сверху.

– Точно коты? – прищурился Иванов. – Как-то они слишком по-человечески мяукают. Правду говорят, что у животных тоже есть душа.

– Это не коты, это наша Нелли, ее сейчас стошнит, – сказал девичий голосок откуда-то из глубины веток тополя.

Милиционеры переглянулись, а потом дружно подошли вплотную к стене здания и посмотрели вверх. Прямо на карнизе, раскинув руки, стояла полная женская фигура и издавала страдальческие стоны.

– Нелли плохо, у нее поднялось давление, – пояснил Максим, – она никак не может перепрыгнуть на дерево, поэтому мы с Алиной решили его срубить, опереть о стену и снять ее оттуда.

– У-у-у, – печально прогудела Околелова с карниза.

– А как она туда вообще по… – начал было лейтенант, но тут у Нелли закончились силы. Ноги женщины подломились, руки раскинулись, и она камнем полетела вниз. Алина дико завизжала. Стражи порядка успели только поднять голову и увидеть, как на них летит сверху что-то большое и темное. Рядом летели два объекта поменьше. Это были туфли Околеловой.

Ба-бах!

Лаборантка врезалась прямо в двух мужчин, кубарем покатившихся по земле. Это смягчило ее падение. Несколько секунд Нелли лежала, пытаясь отдышаться. Петренко медленно встал, громко матерясь. Иванов продолжал лежать на земле, ощупывая свои кости.

– Твою мать, – наконец сказал Иванов, вставая, – ну зачем ты туда полезла, если у тебя гипертония, а?

– Извините, – скромно потупилась Околелова, отряхивая пыль и надевая на ноги туфли, – больше не повторится.

С дерева проворно слезла Алина.

– Всем спасибо, извините, мы спешим, – мило защебетала она, подталкивая Нелли и Максима к автомобилю. Энгельс взял агрегат и забросил его в багажник, потом положил туда же и топор.

– Ребята, – крикнула Нелли милиционерам, ныряя в «копейку», – вы мне жизнь спасли.

– И дерево вы тоже спасли! – добавила Алина стражам порядка, которые никак не могли прийти в себя. – Спасибо!

«Копейка» с ревом стартовала и скрылась за воротами.

Света положила ладони на плечи Рязанцева и прижалась большой упругой грудью к его плечам.

– Останешься у меня сегодня? – промурлыкала она полковнику прямо в ухо.

Владимир Евгеньевич ничего не ответил. Он молча посадил Свету на колени и протянул ей вино. Секретарша взяла бокал за ножку и сделала маленький глоток, глядя Рязанцеву прямо в глаза.

– Твоя невеста сегодня прямо-таки испепеляла меня взглядом, – сказала она, хитро улыбнувшись. – Я ей не нравлюсь.

– Зато ты нравишься мне, – сказал полковник, обняв девушку одной рукой за плечи.

– Спасибо, – улыбнулась блондинка, делая еще один глоток.

– Не за что, – ответил ей Рязанцев, – ты очень красивая.

Света намного подвинулась на его коленях, задевая обширным задом все мыслимые и немыслимые эрогенные зоны полковника, и призывно выпятила губы трубочкой. Владимир Евгеньевич слегка наклонился вперед и аккуратно коснулся губами ее губ, а потом провел ладонью по спине, прикрытой только слоем тонкой ткани.

В этот момент у Владимира Евгеньевича зазвонил телефон.

– Извини, это Ева, – сказал полковник, хмурясь. – Алло, дорогая? Сейчас иду, – сказал Рязанцев в трубку и быстро вышел из комнаты секретарши, прикрыв за собой дверь.

Булкина рухнула на кровать и злобно заскрипела зубами.

Ева прошла по холлу и вышла на улицу. Было прохладно, скульптура лыжницы, стоявшая перед главным входом в санаторий, была покрыта мелкими капельками росы. Кое-где в парке светились редкие лампочки, вокруг которых летали майские жуки. Дрожь медленно проходила. Послышался шум двигателя, и перед входом остановился траурный катафалк. Из микроавтобуса, раскрашенного в похоронные цвета, вышел невысокий худощавый блондин, слегка сутулый.

– Не пойму, где тут ежики, – пробормотал он и зашел в холл.

Ева с любопытством проследила за ним взглядом.

– Я хозяин агентства ритуальных услуг Родион Околелов, – услышала она возмущенный мужской тенор, – где моя жена?

Бородатый швейцар, который прикорнул прямо на стуле, с трудом продрал глаза и сверился со списками.

– Пока такой не было, – пробормотал он и снова прикрыл веки.

– То есть как? – всполошился Околелов, проверяя, на месте ли пистолет, который просила прихватить супруга. – То есть как не было?!

Он попытался ей позвонить, но телефон Нелли, разбившийся вдребезги при падении с карниза, не отвечал.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Околелов. – Если с ней что-то случилось из-за этой поганой Кулибиной, я ей покажу, как эксплуатировать лаборантов!

И он мрачно пнул ногой бетонную колонну, поддерживающую потолок в холле.

«Копейка» громыхала, звенела и грозила каждую минуту рассыпаться на части.

– Главное, чтобы самовар не вывалился из багажника, – сказал Макс, – а то однажды я купил елку, положил туда, а потом приехал – елки нету.

Переднее колесо «Жигулей» попало в яму, и всех троих основательно тряхнуло.

– Я вот думаю, – сказала Алина, – как мы завтра появимся на глаза людям, если у меня порвана юбка, а пиджак весь грязный, помятый и в пятнах? Ладно уж ты, Нелли, у тебя и юбка черная, и свитер черный. А у меня-то все было светло-зеленым!

– Я ношу черное потому, что оно стройнит! – громко сказала Околелова.

В этот момент Энгельс как-то странно хрюкнул. Девушки мгновенно замолчали и посмотрели на него.