Онлайн книга «Мокруха»
|
С улицы вошли Норберто и Мартин. Норберто весь перепачкался в земле. Он снял туфли у порога, чтобы не тащить грязь в дом. – Ола! Амадо оторвался от телевизора. – Ола, пендехо! Комо фуэ? – Бьен. Тодо бьен! А Мартин добавил: – Все покайфно! – Курадо, вато! По тому, как оба держались, Амадо догадался, что далеко не все покайфно, но не показал виду, решив им подыграть. Мартин помедлил, переминаясь с ноги на ногу. – Эстеван здесь? – Уехал домой. Мартин кивнул. – Пожалуй, я ему позвоню. Так просто, чтобы отметиться. – Да, давай-ка, позвони. – Твоя рука еще здесь? – В холодильнике. Мартин опять кивнул. – Нам надо избавиться от нее. – Почему? Тут вмешался Норберто. – Чувак, это же улика! – Это моя рука. – Если копы найдут ее… – Лас-плакас ее не найдут! Энтьендес? Амадо бросил на Мартина свирепый взгляд. Но тот не сдавался. – Эстеван велел нам избавиться от нее! – Это не его рука! – Что ты собираешься с ней делать? Амадо не сумел придумать ответа на этот вопрос. – Пусть полежит пока. – Пока что? Пока на нее не наткнется полиция? – Это моя рука, пендехо! Амадо увидел, как Мартин и Норберто переглянулись. – Умираю, хочу под душ! Амадо промолчал. Глория гладила падре по ноге. – Yo tambiйn necesito descansar [11] . Амадо поднял глаза на Норберто. – Вале, каброн. Норберто и Мартин еще немного постояли в нерешительности, потом поплелись прочь. Амадо проводил их уголком глаза. Что-то они мудрят. Либо напортачили с похоронами толстяка, либо чего-то затевают. Или обкурились оба. По Мартину никогда не поймешь. Он все время будто под кайфом. Бабосо, думает, ему все на свете известно, а на самом деле еще до черта чему надо учиться. Амадо знал, чтобы эти двое не замышляли, в итоге им придется извлечь для себя нелегкий и опасный урок. Он вернулся к теленовелле как раз вовремя. У него на глазах падре упал в объятия Глории, зарывшись лицом меж ее пышных, мягких грудей и моля Бога простить его за прелюбодеяние, которое готовился совершить. Как же презирал Амадо всех этих святош! Когда Боб вошел в кабинет, Моррис играл в «тетрис». – Все балдеешь? Моррис оторвался от компьютера. – Это ты балдеешь, чувак! Где тебя черти носят? – Далеко. – Я так и понял! – Меня кто-нибудь хватился? – Никто, кроме босса, полиции и всего Калифорнийского университета. – Босс разозлился? Моррис покачал головой. – Он волновался, чувак. Мы все волновались. – За меня? – Нуда! Боб улыбнулся. – Не знал, что я тебя волную. – Я не голубой, чтобы ты меня волновал. Просто беспокоился за тебя, как и все! Боб засмеялся. – Пойду, доложусь боссу. – И не забудь позвонить копам! – Да, да. Боб повернулся, чтобы идти. – Чувак, ты, видать, действительно любил ее! Боб остановился. – Кого? – Ту девушку! Боб напомнил себе, что должен говорить только правду. – Да, любил. Эстеван спустился в бурлящее джакузи. Накопившаяся в нем за последние сутки напряженность стала понемножку улетучиваться. Хоть Амадо и заварил все это гаспачо, которое ему теперь приходится расхлебывать, он тем не менее по-прежнему остается одним из немногих, на кого Эстеван может положиться. И кому доверяет. Разговор с ним по поводу самодеятельности, устроенной в паре с Карлосом Вилой, еще впереди. Но Амадо нужен Эстевану живым. Убить его – значит потерять ценного помощника. Пришла Лупе и принесла с собой большую пиалу с гуа-камоле, а вторую с чипсами. На ней был темно-синий закрытый купальник, и Эстеван невольно залюбовался ее телом, пока она подходила к джакузи и ставила на бортик рядом с ним пиалу с густым пюре. – Грасиас. – Де нада. Лупе улыбнулась ему. У нее замечательная улыбка! Эстеван подумал, не пора ли ему зажить оседлой жизнью. Жениться, может быть. Для него как-то само собой разумелось, что если когда-нибудь женится, то обязательно на американке – тогда ему не составит труда получитьгринкард. Но все женщины здесь тощие, костлявые, и только и забот у них, что бегать по магазинам, да ухаживать за своей внешностью. В общем, бабы отвратительные. А эта их бесконечная болтовня о том, как они выглядят, да как будут выглядеть после завершения курса хирургической косметики! В них не хватало души. Эстеван зачерпнул чипсом гуакамоле. Язык приятно утонул в прохладной и жирной массе авокадо. У нее был островатый, перченый и одновременно какой-то очень мягкий вкус. Вкус земли и солнца, силантро и халапеньо, лука и лайма. Этот вкус напоминал ему Мексику. То хорошее, что он там оставил. Эстеван решил, что этот гуакамоле приготовлен с душой. Он зачерпнул вторую порцию, и Лупе улыбнулась. – Те gust а? [12] – Si! Миу rico! [13] Эстеван смотрел, как Лупе медленно спускается в воду. Она прекрасна! Ей без надобности бикини или искусственные титьки. Она красива такой, какая есть, ни отнять, ни прибавить. Она бесхитростная, аппетитная и с душой. Как гуакамоле. Мора подошла к строению и увидела табличку, извещающую, что вход с обратной стороны. Это показалось ей странным. С фасада имелась вполне приличные входные двери, но их почему-то перегораживала металлическая решетка. Возможно, таковы меры предосторожности, хотя, если кто-то замыслит ограбить магазин, они преспокойно могут воспользоваться той же задней дверью. |