Онлайн книга «Отчаяние»
|
Внезапно ночь стала рваться по швам, с улицы раздались заздравные крики, мы по-королевски вышли с бокалами на балкон, — над улицей взвивались, и бахнув, разражались цвeтными рыданиями ракеты, — и во всeх окнах, на всeх балконах, в клиньях и квадратах праздничного свeта, стояли люди, выкрикивали одни и тe же бессмысленно-радостные слова. Мы всe четверо чокнулись, я отпил глоток. «За что пьет Герман?» — спросила Лида у Ардалиона. «А я почем знаю, — отвeтил тот. — Все равно он в этом году будет обезглавлен, — за сокрытие доходов». «Фуй, как нехорошо, — сказал Орловиус. — Я пью за всеобщее здоровье». «Естественно», — замeтил я. Спустя нeсколько дней, в воскресное утро, пока я мылся в ваннe, постучала в дверь прислуга, — она что-то говорила, — шум льющейся воды заглушал слова, — я закричал: «В чем дeло? что вам надо?» — но мой собственный крик и шум воды заглушали то, что Эльза говорила, и всякий раз, что она начинала сызнова говорить, я опять кричал, — как иногда двое не могут разминуться на широком, пустом тротуарe, — но наконец я догадался завернуть кран, подскочил к двери, и среди внезапной тишины Эльза отчетливо сказала: «Вас хочет видeть человeк». «Какой человeк?» — спросил я и отворил на дюйм дверь. «Какой-то человeк», — повторила Эльза. «Что ему нужно?» — спросил я и почувствовал, что вспотeл с головы до пят. «Говорит, что по дeлу, и что вы знаете, какое дeло». «Какой у него вид?» — спросил я через силу. «Он ждет в прихожей», — сказала Эльза. «Вид какой, я спрашиваю». «Бeдный на вид, с рюкзаком», — отвeтила она. «Так пошлите его ко всeм чертям! — крикнул я. — Пускай уберется мгновенно, меня нeт дома, меня нeт в Берлинe, меня нeт на свeтe!..» Я прихлопнул дверь, щелкнул задвижкой. Сердце прыгало до горла. Прошло, может быть, полминуты. Не знаю, что со мной случилось, но, уже крича, я вдруг отпер дверь, полуголый выскочил из ванной, встрeтил Эльзу, шедшую по коридору на кухню. «Задержите его, — кричал я. — Гдe он? Задержите!» «Ушел, — ничего не сказал и ушел». «Кто вам велeл…», — начал я, но не докончил, помчался в спальню, одeлся, выбeжал на лeстницу, на улицу. Никого, никого. Я дошел до угла, постоял, озираясь, и вернулся в дом. Лиды не было, спозаранку ушла к какой-то своей знакомой. Когда она вернулась, я сказал ей, что дурно себя чувствую и не пойду с ней в кафе, как было условлено. «Бeдный, — сказала она. — Ложись. Прими что-нибудь, у нас есть салипирин. Я, знаешь, пойду в кафе одна». Ушла. Прислуга ушла тоже. Я мучительно прислушивался, ожидая звонка. «Какой болван, — повторял я, — какой неслыханный болван!» Я находился в ужасном, прямо-таки болeзненном и нестерпимом волнении, я не знал, что дeлать, я готов был молиться небытному Богу, чтобы раздался звонок. Когда стемнeло, я не зажег свeта, а продолжал лежать на диванe и все слушал, слушал, — он, навeрное, еще придет до закрытия наружных дверей, а если нeт, то уж завтра или послeзавтра совсeм, совсeм навeрное, — я умру, если он не придет, — он должен прийти. Около восьми звонок наконец раздался. Я выбeжал в прихожую. «Фу, устала!» — по-домашнему сказала Лида, сдергивая на ходу шляпу и тряся волосами. Ее сопровождал Ардалион. Мы с ним прошли в гостиную, а жена отправилась на кухню. «Холодно, странничек, голодно», — сказал Ардалион, грeя ладони у радиатора. Пауза. «А все-таки, — произнес он, щурясь на мой портрет, — очень похоже, замeчательно похоже. Это нескромно, но я всякий раз любуюсь им, — и вы хорошо сдeлали, сэр, что опять сбрили усы». «Кушать пожалуйте», — нeжно сказала Лида, приоткрыв дверь. Я не мог eсть, я продолжал прислушиваться, хотя теперь уже было поздно. «Двe мечты, — говорил Ардалион, складывая пласты ветчины, как это дeлают с блинами, и жирно чавкая. — Двe райских мечты: выставка и поeздка в Италию». «Человeк, знаешь, больше мeсяца, как не пьет», — объявила мнe Лида. «Ах, кстати, — Перебродов у вас был?» — спросил Ардалион. Лида прижала ладонь ко рту. «Забула, — проговорила она сквозь пальцы. — Сувсeм забула». «Экая ты росомаха! Я ее просил вас предупредить. Есть такой несчастный художник, Васька Перебродов, пeшком пришел из Данцига, — по крайней мeрe говорит, что из Данцига и пeшком. Продает расписные портсигары. Я его направил к вам, Лида сказала, что поможете». «Заходил, — отвeтил я, — заходил, как же, и я его послал к чертовой матери. Был бы очень вам обязан, если бы вы не посылали ко мнe всяких проходимцев. Можете передать вашему коллегe, чтобы он больше не утруждал себя хождением ко мнe. Это в самом дeлe странно. Можно подумать, что я присяжный благотворитель. Пойдите к черту с вашим Перебродовым, я вам просто запрещаю!..» «Герман, Герман», — мягко вставила Лида. Ардалион пукнул губами. «Грустная история», — сказал он. Еще нeкоторое время я продолжал браниться, точных слов не помню, да это и неважно. «Дeйствительно, — сказал Ардалион, косясь на Лиду, — кажется, маху дал. Виноват». Вдруг замолчав, я задумался, мeшая ложечкой давно размeшанный чай, и погодя проговорил вслух: «Какой я все-таки остолоп». «Ну, зачeм же сразу так перебарщивать», — добродушно сказал Ардалион. Моя глупость меня самого развеселила. Как мнe не пришло в голову, что, если бы он вправду явился (а уже одно его появление было бы чудом, — вeдь он даже имени моего не знает), с горничной должен был бы сдeлаться родимчик, ибо перед нею стоял бы мой двойник! Теперь я живо представил себe, как она бы вскрикнула, как прибeжала бы ко мнe, как, захлебываясь, завопила бы о сходствe!.. Я бы ей объяснил, что это мой брат, неожиданно прибывший из России… Между тeм, я провел длинный, одинокий день в бессмысленных страданиях, — и вмeсто того, чтобы дивиться его появлению, старался рeшить, что случится дальше, — ушел ли он навсегда или явится, и что у него на умe, и возможно ли теперь воплощение моей так и непобeжденной, моей дикой и чудной мечты, — или уже двадцать человeк, знающих меня в лицо, видeли его на улицe, и все пошло прахом. Пораздумав над своим недомыслием и над опасностью, так просто рассeявшейся, я почувствовал, как уже сказал, наплыв веселия и добросердия. «Я сегодня нервен. Простите. Честно говоря, я просто не видал вашего симпатичного Перебродова. Он пришел некстати, я мылся, и Эльза сказала ему, что меня нeт дома. Вот: передайте ему эти три марки, когда увидите его, — чeм богат, тeм и рад, — но скажите ему, что больше дать не в состоянии, пускай обратится, напримeр, к Давыдову, Владимиру Исаковичу». |