Книга Семь божков несчастья, страница 43 – Фаина Раевская

— Синька?

— Татуировка по-нашему, тундра!

— И что там? В синьке этой…

— Хрен его знает! Я не углублялась.

— Тогда молчи, ладно? Тоже мне, мисс Марпл рязанской губернии: синька, стрижка, морда… Ты свою-то морду давно без поллитры видела?

Препираясь подобным образом, мы с Лизаветой ступили «на территорию тьмы», то есть в подъезд, зияющий манящей черной пустотой. Ни тать ни взять — вход в потусторонний мир. Вероятно, легкие упражнения в остроумии должны были отвлечь нас обеих от тяжких мыслей, которые сами собой возникали уже на подходе к первой ступеньке «парадной» лестницы. По ней мы поднялись на второй этаж, где находилась нужная нам квартира под номером четыре.

Из-за деревянной двери доносился нестройный хор голосов, старательно выводивших песню про казака, который «таким остался» — не то собственно казаком, не то степным орлом.

— Поминки, наверное, справляют, — отчего-то шепотом предположила я.

— Да им, по-моему, по фигу — поминки или свадьба, лишь бы водка была, — отмахнулась Лизавета и забарабанила кулачками в дверь, потому как звонка нигде не обнаружилось.

Пение смолкло. Послышались шаркающие шаги, сопровождаемые забористым матерком, и перед нами возникла одиозная фигура с погасшей беломориной в зубах и всклокоченными, давно не мытыми волосами. О принадлежности фигуры к женскому полу можно было судить только по полуразвалившемуся бюсту, уныло висящему за грязной тельняшкой.

— Че надо? — без намека на любезность прошамкала бабища и добавила пару непечатных выражений для связи слов. При этом ее глаза умудрялись смотреть на меня, на Лизку и в третье измерение одновременно.

Я не рискнула вступать в диалог с тетенькой по причине скудного словарного запаса, зато подруга, призвав на помощь весь свой мощный интеллект, конспективно изложила собственное мнение насчет международной обстановки, а потом кротко сообщила:

— Мы к Алексею. Он дома?

— Относительно. А что?

События принимали неожиданный оборот, я даже малость опешила: что значит «относительно»? Если Бодун дома, то дома, но этого не может быть, потому что он теперь труп. Однако уверенный тон тетки начал колебать устои. Негромко ойкнув, я все-таки уточнила:

— Это как понимать? Что значит «относительно дома»?

Лизавета в знак поддержки сурово собрала брови в кучку, только тетка не прониклась демонстрацией отнюдь не мирных намерений.

— А то и значит, — перекинув папиросу в угол рта, мадам дыхнула свежими парами водки. — На кой вам Лешка сдался? Вы кто такие, девки?

— Мы учимся с Алексеем. Учились, — сказала Лизавета.

— Ну и что? — качнулась тетка. Она явно не была настроена на конструктивный диалог, тем более что из глубины квартиры раздалось позвякивание стаканов и хриплый мужской голос нетерпеливо позвал:

— Нюрка, твою мать! Где пропала-то? А ну, давай сюда быстро!

— Точно! А то мы без тебя ее, голубушку, прикончим, — поддержал собутыльника еще один голос, мужской или женский — не ясно, но тоже сиплый и нетрезвый.

Тетка нетерпеливо затопталась на месте, бросая вожделенные взгляды за спину, и вознамерилась было захлопнуть перед нами дверь, но я воспрепятствовала этому, просунув ногу в образовавшуюся щель.

— Минуточку! Нам бы хотелось с вами поговорить… — молвила я, жестом фокусника извлекая из сумочки сторублевую купюру. При виде денег тетка жадно облизнулась и впилась глазами в сторублевку.

— О чем? — вроде бы удивилась тетка, но деньги завораживали, поэтому она согласно кивнула: — Ну, раз надо… Можно и поговорить, раз человек хороший. Че мне, трудно, что ли? Проходите.

Не без опасений мы с Лизаветой переступили порог квартиры. Собственно, квартирой назвать это помещение было довольно сложно. Наверное, хорошая хозяйка скотину свою содержит в более комфортных условиях. Узкий длинный коридор освещался единственной тусклой лампочкой, его окончание едва угадывалось в полумраке. Слева и справа я насчитала шесть дверей, из чего следовал вывод, что раньше здесь была коммуналка. Говорю, была, потому как четыре двери оказались распахнутыми настежь и зияли черной пустотой. Должно быть, их обладатели давно покинули свое убогое жилище и, надеюсь, обрели свое счастье в достойных квартирах. Последние две двери тоже были открыты, но в этих комнатах жили. Именно там культурно отдыхали двое мужчин и клубился сизый дым. Вернее, отдыхали они в одной комнате, а в другой прямо на полу на куче каких-то тряпок спал еще один уже уставший отдыхать участник застолья.

— О, Нюрка девочек достала! — подал голос небритый мужик в одних кальсонах. Он настолько был пьян, что даже сидел с трудом — так его штормило. Удивительно, как в таком состоянии он ухитрился нас разглядеть.

— Лучше б она еще водки достала, — мрачно заметил другой, не менее колоритный персонаж, — а то у нас почти все закончилось. Вот одна только поллитра осталась.

— Потерпишь, — мимоходом бросила Нюрка, — у меня деловой разговор…

Что ответили ее собутыльники, пересказывать не буду по соображениям этики и в силу природной скромности.

Через мгновение мы оказались на кухне, которая, как и вся квартира, чистотой и уютом не отличалась. За отошедшими от стен старыми обоями тараканы шуршали грустно, как опавшие листья. От предложения присесть мы с Лизкой дружно отказались — слишком уж… хм… ненадежными и непривлекательными выглядели замызганные табуретки.

— Вы мама Алексея? — стараясь не обращать внимания на жизнь за обоями, сочувственно спросила я Нюрку.

— Вот еще, — фыркнула та, а мы с Лизаветой, открыв рты, в изумлении заморгали.

— Простите… — пролепетала я.

— Я гражданская жена Лешкиного отчима, — с достоинством заявила тетка и слегка шевельнула бюстом.

— Сожительница, стало быть, — поправила Нюрку Лизавета, любительница точных формулировок.

— Да по хрену! Вы о чем говорить-то хотели? Давайте быстрее, у меня дел полно.

— Знаем мы твои дела. Напиться и забыться! — недовольно проворчала Лизка. — Ты хоть знаешь, жена гражданская, что Лешку вашего убили?

Нюрка непонимающе захрюкала:

— Лешку? Убили? Какого такого Лешку? Из первой квартиры, что ли? Как так понимать, убили? А вы, вообще-то, хто? Вы тут чего делаете?

В воздухе отчетливо запахло серьезным конфликтом. Нюрка, пошатываясь, встала с колченогой табуретки, подбоченилась и теперь смотрела на нас очень недобро. В поддержку даме в кухонном проеме нарисовались те самые нетвердые фигуры мужского пола, замеченные мною ранее. Эти фигуры в один голос сурово поинтересовались:

— Какие проблемы, Нюра? Помощь нужна?

Если кому и нужна была помощь, так это нам с Лизкой, потому что пьяные личности и молчаливые, но агрессивные тараканы за обоями пугали больше, чем ядерное оружие Ирака. Нюрка, внезапно презрев сотенную бумажку, ткнула грязным пальцем в нашу с Лизаветой сторону с прощальным лебединым стоном: