Онлайн книга «Союз еврейских полисменов»
— Я хотел вызвать помощь, но эта жидовская морда сперла мой «шойфер». При упоминании о мобильнике Берко ухмыльнулся. — Ты чего? — Твой пишер. Баран редкий. С Айкса он срулил на Якови, Фэрбенкс, глядишь, и Иркутск рядом. — Ну-ну. — Звонит твой мобильник, и пишер отвечает. — Ох… Это ты? — Бина. — Гм. — Две минуты беседы с этим Зильберблатом, и она уже знает, где он находится, как выглядит и как звали его собаку, когда ему было одиннадцать. Еще через пять минут двое латке снимают его с трассы за Крестовым. Машина твоя в порядке, даже деньги в бумажнике целы. Интерес Ландсмана к услышанному выражается в скорости роста столбика табачного пепла на конце сигареты. — А… шолем и бляха? — А-а-а… — Ага. — Служебный значок и табельное оружие в данный момент находятся у вашего непосредственного начальника, детектив Ландсман. — Ах, черт. Она собирается мне его вернуть? Не глядя на Ландсмана, Берко разгладил простыню кровати. — Я действовал строго в рамках… — убежденным тоном, но не веря самому себе заявил Ландсман. — Получил наводку на Рафи Зильберблата. — Он снова провел пальцами по краям повязки. — Хотел с этим типом потолковать. — Надо было сначала мне позвонить. — Не хотел беспокоить тебя в субботу. Тоже мне оправдание. Прозвучало даже хуже, чем надеялся Ландсман. — Ну, идиот я, — признал Ландсман. — Плохой коп. — Первое несомненно. — Ладно, не спорю. Как-то пошло в струю… Не думал же я, что так мокро дело обернется. — Во всяком случае, пишер, малый братик, называет себя Вилли Зильберблатом. Показал на покойного братца. Говорит, действительно Рафи порешил Виктора. И чем? Половинкой ножниц. — То есть как? — При всех равных прочих Бине грех на тебя жаловаться. Ты эффективно завершил дело. — Надо же… половинкой ножниц… — Находчивый парень. — Изобретательный. — А курица, которую ты так круто… Это ведь ты ее положил? — Ну я. — Потрясающе! — без тени иронии воскликнул Берко. — Ты ухлопал Йохевед Фледерман. — Да брось ты! — Добрая охота! — Ту самую медсестру? — Коллеги из «В» перед тобой в долгу. — Которая прикончила того старого пня, как его… Герман Познер, что ли… — Единственное их нераскрытое дело за этот год. Они уверены были, что она смылась с Мексику. — Fuck me, — сорвался Ландсман на американский. — Табачник и Карпас уже обхаживали Бину насчет тебя. Ландсман раздавил окурок о подоконник и швырнул его в дождь. Табачник и Карпас — давние соперники Ландсмана и Шемеца. Тоже мне заступники нашлись. — Мне не везет даже в везении, — вздохнул Ландсман. — Что-нибудь с острова Вербова слышно? — Ни звука. — А в газетах? — Главные черношляпные молчат. Ни в «Лихт», ни в «Рут» ни полслова. И сплетен пока никаких. Полное молчание, как будто ничего и не было. Ландсман отрывается от подоконника, подходит к телефону на столе возле кровати, набирает давно знакомый номер, задает вопрос, получает ответ. — Вербоверы забрали тело Менделя Шпильмана вчера ближе к ночи. Телефон тут же принялся верещать, Ландсман снова снял трубку и передал ее Берко. — Да вроде ничего, — ответил Берко в трубку. — Да, конечно, отдых ему не помешает. Да… Да… — Он опустил трубку, глядя на нее. Зажал дырки микрофона ладонью, прошипел: — Твоя бывшая… — Говорят, ты быстро поправляешься, — бодро сообщила Бина Ландсману, когда он поднес трубку к уху. — И мне говорят. — Поправляйся. Отдыхай. Зловещий смысл дошел до него, несмотря на нежные интонации. — Бина, перестань. Прекрати эти шутки. — Два покойника. Из твоего ствола. Без свидетелей, кроме одного, который ничего не видел. Автоматическая процедура, Меир. Отстранение до завершения расследования, с полным сохранением содержания, что тебе еще надо? — Они в меня стреляли. У меня была информация, я прибыл туда с пушкой в кобуре, милый, как мышка. А они сходу начали пальбу. — Ты все сможешь рассказать комиссии. А я тем временем бережно сохраню твою бляшку и твою пушку в милом розовом пластиковом мешочке. Веселенький такой мешочек, на молнии, «Хелло, Кити!» называется. Как их туда Вилли Зильберблат засунул, так пусть и лежат. А ты отдыхай да поправляйся, ладушки? — Но это же на месяц, а то и… — взвыл Ландсман. — Это до Реверсии не закончится. Когда я вернусь на службу, служить уже негде будет. Ты сама знаешь, что никаких причин для отстранения… Я могу работать параллельно с этим дурацким расследованием, и согласно тем же дурацким предписаниям. — Предписания разные бывают, — туманно высказалась Бина. — Не темни, — насторожился Ландсман. — На что ты намекаешь? Бина секунды две помолчала. — Вчера вечером мне позвонил главный инспектор Вайнгартнер. Поздно, уже стемнело. — Ну-ну… — Он мне сообщил, что ему только что звонили. Домой. Как я поняла, весьма уважаемый джентльмен на другом конце провода был несколько возбужден вследствие неподобающего поведения детектива Меира Ландсмана вблизи дома этого уважаемого джентльмена. Создание общественно опасной ситуации. Демонстрация неуважения к местному населению. Превышение полномочий. — И что Вайнгартнер? — Он сказал, что ты очень хороший детектив, но что у тебя определенные проблемы. «Тут твоя могила, Ландсман». — А ты что сказала Вайнгартнеру? Когда он позвонил, чтобы разрушить твой субботний покой… — Мой субботний покой… Мой субботний покой, что буррито из микроволновки. Трудно разрушить то, что не построено. Я сообщила главному инспектору Вайнгартнеру, о твоих подвигах, о ранении. — А он? — Он сказал, что в свете моего сообщения склонен пересмотреть свои давние атеистические убеждения. И потребовал, чтобы я сделала все от меня зависящее, дабы ты ни в чем не нуждался, чувствовал себя удобно и побольше, а главное подольше, отдыхал. Чем я сейчас и озабочена. Ты отстранен с полным сохранением содержания вплоть до дальнейшего уведомления. — Бина, Бина, ты меня знаешь… — Несомненно. — Я должен работать. Ты не можешь… Не должна… |