Книга Тайны Питтсбурга, страница 30 – Майкл Чабон

— Давай плюнем, — предложил я.

И мы плюнули. Нас это развлекло, и мы плюнули еще раз. Я все еще смеялся, когда она, сжав мое запястье, посмотрела на меня глазами, полными слез. Мы уже не были детьми на прогулке. Я угодил в ловушку.

— Арт, — начала она. — Я знаю, что ты в курсе. Скажи, чем занимается Кливленд.

— В каком смысле?

— Я случайно встретилась с одним из скользких приятелей Кливленда, Дейвом Стерном.

— Это мой кузен, — сообщил я.

— Извини. На самом деле он только кажется скользким.

— Ничего, — отмахнулся я. — Мы с ним дальние родственники.

Она старалась сдержать слезы. Провела рукой по лбу, сдула волосы с глаз, потом попыталась заново начать разговор. Она пробежала несколько шагов, и от этого движения приподнялся подол ее клетчатого розового платья. Она остановилась и подождала, пока я подойду.

— Знаешь, он ничего толком не сказал. Только намекнул. Я знаю, он пытался меня достать. Он сказал, что Кливленд работает на его отца. Вот я и спросила, чем занимается его отец.

— И что он ответил?

— Сказал: «Мой отец проворачивает сделки».

— А потом засмеялся, как осел.

— Точно, — подтвердила она.

— Мне ничего не известно, — соврал я. Это была настолько очевидная ложь, что я прикусил губу. — Ты у Кливленда спрашивала?

— Он сказал спросить у тебя. — Она остановилась и приблизила свое лицо к моему, впившись в меня взглядом. Следующие слова я ощутил кожей: — Рассказывай.

— Он сказал спросить у меня? — Неужели он меня испытывал? Не мог же он на самом деле думать, что я все расскажу Джейн? — Он просто подшутил над тобой. Я не имею представления о том, чем занимается Ленни Стерн.

— Какой Ленни Стерн?

— Ну, он мне кто-то вроде дядюшки.

— Он наркоделец? Кливленд занимается распространением наркотиков?

Я обрадовался возможности сказать правду.

— Нет, — заверил я. — Это мне точно известно.

Она испытала облегчение, вопреки себе, вопреки уверенности, что основания для беспокойства не отпали.

— Ну, если ты уверен. — произнесла она, отступила и очень внимательно на меня посмотрела. Она знала, что я ей солгал. В этот раз она решила мне поверить, чтобы больше никогда не доверять до конца.

Когда мы вернулись, Джейн и Кливленд приналегли на выпивку, а мы с Артуром наблюдали за их ссорами, в которых прошел весь остаток дня. Сначала я пытался, не говоря ни слова, намекнуть Кливленду, что не проговорился. Он же игнорировал меня и, казалось, чувствовал себя прекрасно. Он вставал, делал глубокий вдох и восклицал что-то вроде: «О, этот сладкий пивной запах кедра!» Постепенно мы пришли к тому, что старались не путаться у них под ногами. То и дело мы натыкались на Джейн и Кливленда, целующихся где-нибудь в тесном треугольнике между двумя открытыми дверями гостиной или в тени каштана, который развесил ветви над передним двориком. На закате мы потешались над диковинными силуэтами этой парочки, прогуливавшейся бок о бок вдоль берега. Мы стояли в дверях, прислонясь к противоположным косякам, и курили. Потом перестали смеяться. Я завидовал им, тому, что можно вот так запустить свою руку в задний карман чужих джинсов, завидовал их истории, мирным и бурным дням, тем годам, что их соединяли.

— Сколько бы я ни был знаком с вами, ребята, мне вас не догнать.

Сигарета, прилипнув, свисала с оттопыренной нижней губы Артура, и я понял, что у него есть свои причины для молчания.

— Не догнать в чем? — Сигарета двигалась в такт его словам.

— Не наверстать времени. Всех дней и вечеров, таких как этот.

— А… — Он чуть заметно улыбнулся.

— О чем ты думаешь?

— На самом деле я думаю, что устал видеть Джейн и Кливленда вместе. Знаешь, «все эти дни и вечера, такие как этот»… Такое не может длиться долго.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Они возвращаются. — Он щелчком отбросил окурок в их сторону преувеличенно сдержанным жестом, будто салютуя им.

Вернувшись в город, я был рад, опасно рад снова видеть Флокс. В понедельник она встретила меня в обеденный перерыв на раскаленной мостовой перед «Бордуок букс». Не дав себе времени подумать, я поднял ее, и закружил, и поцеловал, несмотря на жуткую жару, словно я был солдат, а она — моя подружка. Мы даже сорвали аплодисменты. Я набрал полные кулаки тонкого хлопка на ее талии и стиснул Флокс, прижав ее бедра к моим. Мы болтали всякую чепуху и шли к гостинице «Вок инн»: голова к голове, ноги врозь — верхушка карточного домика. Я спросил, откуда взялись золотисто-каштановые пряди в ее волосах.

— Солнце и лимоны, — сказала она. — Надеваешь соломенную шляпку редкого плетения, вытаскиваешь сквозь отверстия несколько прядей и смачиваешь их лимонным соком. Я провела выходные в одиночестве, поливая себя лимонным соком.

— Я тоже. Это из «Космо»? Рецепт с лимонами? — поинтересовался я. — Я как-то читал эту статью в твоей ванной комнате.

— Ты читаешь мой «Космо»?

— Я читаю все твои журналы. Я даже заполняю анкеты про любовь и воображаю, что отвечаешь ты.

— И как я справилась?

— Ты сжульничала, — сообщил я.

Мы прошли мимо секонд-хенда, витрина которого была заставлена покосившимися безголовыми манекенами в блестящих платьях, старыми тостерами и лампами с основанием в виде испанского галеона. В самом углу витрины стояла плоская цветастая коробка.

— «Твистер»! — воскликнула Флокс. — Ой, Арт, давай купим! Только представь себе…

Она схватила меня за руку и затащила в магазин. Продавщица выудила коробку и продемонстрировала нам, что в ней все в порядке: стрелка крутилась, а клеенка была относительно чистой. Во время обеда игра лежала под столом, между моими и ее ногами. Сначала мы просто блаженно болтали ни о чем, потом я коротко рассказал ей о своем уикенде в летнем доме, и коробка двигалась и щекотала меня при каждом движении ее беспокойной лодыжки.

В гостиной ее квартиры мы отодвинули к стене стулья и кофейный столик, освободив пространство, и разложили на ковре клеенку. Яркие крути и задиристые буквы, складывающиеся в слово «Твистер», дали толчок волне воспоминаний о шестидесятых годах, о вечеринках по случаю дня рождения, устраиваемых в дождь по субботам в меблированных подвалах. Флокс заскочила в спальню, чтобы «сорвать с себя оковы цивилизации», а я сел на пол и расшнуровал кроссовки. На меня сошла странная удовлетворенность. Хотя подержанная дешевая мебель, фальшивый Ренуар, фигурка кота и прочее разное казались такой же уродливой безвкусицей, я обнаружил, что в моих эстетических воззрениях совершилась не такая уж редкая перемена: я просто проглотил все это дурновкусие целиком, включая Лас-Вегас, кегельбаны и фильмы Джерри Льюиса, [37] и теперь находил его красивым и забавным.