
Онлайн книга «Удавка для бессмертных»
– А! – вздыхаю я с облегчением. – Так это последствия очередной фантазии? – Вроде того, – пожимает плечами Су. Я смотрю на ее профиль с завистью. Мне бы такое невероятное везение исполнения фантазий. Су никогда не сойдет с ума. Потому что она в уме-то толком и не находится. У нее непробиваемая сила воображения, вытаскивающая из любой неприятной ситуации. А заест депрессия – просто так, вдруг, так вот вам, пожалуйста! Открывай табакерку сумасшествия и засовывай в ноздри пыль пирамид. Чихай на здоровье! – Что ты сказала? – спрашивает Су, вдруг обнаружив меня рядом с собой за столом. – Я сказала, чихай на здоровье. Это про пыль в ноздрях. Что-нибудь не так? Она смотрит задумчиво, словно прощаясь, но я не реагирую. Знакомый взгляд, знакомое подсасывание внизу живота, смотри, сколько хочешь, ты больше не обманешь меня этими условными прощаниями навек, этими всхлипами «ты мне не веришь?!». Ну не верю, а что это меняет? – Я пойду, – встает Су, прощально-роковой взгляд сменяется удивлением. – Что-то с тобой не так. – Я тоже пойду. Мне надо в редакцию. – Мне нехорошо, – бормочет Су, обхватив горло рукой. – Если хочешь успокоиться и прийти в норму, не ходи сегодня вечером никуда. Что изменится? Ты обнаружишь в кафе человека, похожего на этого Карловича… – Корневича. – Корневича, какая разница, и начнешь убеждать мужика, что вчера застрелила его в своей квартире, а потом закинула в мусорный контейнер. – Я только подойду поближе и посмотрю, как он отреагирует на меня. – Да как вообще все на тебя реагируют?! Су, ну давай сделаем так, как договорились. Давай отдохнем, а вечером встретимся и все подробнейшим образом обмозгуем, ну ты же сама сказала, что должно пройти время, чтобы осознать этот бред, а?! – Давай. – До вечера? – Хорошо. А почему его напарник так поступил? Почему нас не посадили? – Мы договорились – вечером. – А, да. А про чихание ты хорошо сказала. Смешно… Вера! – Ну что, наконец? – Я тебя люблю. В редакции застряла до шести, с завистью поглядывая в открытое окно. Там шевелило занавески лето. А когда спускалась по ступенькам, прощаясь с учеными дамами, увидела Хрустова у дверцы машины. Стоит, оперешись на локоть, ноги скрещены. Рубашка белая, брюки белые, туфли – белые! Молчаливый ритуал усаживания в машину. О, да он пахнет! Пока ехали, напряженно думала, почему я хочу именно этого мужика? Не случилось ли со мной какой неприятности на фоне длительного воздержания, чтобы вот так, без сопротивления с моей стороны и видимости ухаживания с его, затаив дыхание наблюдать, как он, торжественно дыша, расстегивает пуговицы на рубашке?! Завораживающее зрелище. А что у нас на рукавах? Запонки. Вытаскиваю запонку – это мы уже в моей квартире, в коридоре, мы застряли здесь с расстегиванием рубашки, рассматриваю прозрачный камушек и засовываю в рот. Одеколон его мне не нравится, но я молчу, потому что под мышками и внизу живота он пахнет так же, как ночью. Я вообще молчу до тех пор, пока не зазвонил телефон. Я молчала бы и дальше и просто выдернула бы вилку из розетки, но голый мужчина берет трубку, я катаю во рту запонку. Он ничего не говорит, только слушает, потом молча протягивает мне трубку. Голос безликий, как рассвет в тумане. – Вера? Ты меня слышишь? Я его опять застрелила. Я дергаюсь и оборачиваюсь к Хрустову, закрыв рот ладонью. – Что? – ритуал молчания нарушен. Он смотрит на меня снизу, лежа на спине. – Ну говори, что случилось? – Я проглотила твою запонку. – Какую запонку? – кричит Су в трубку. – Что с тобой? Я сказала, что опять его застрелила! Он лежит там же, в комнате на ковре, из груди у него течет, а в прошлый раз не текло. Приезжай, пожалуйста. Мне как-то не по себе. – Да ерунда, не нервничай. Мы с Хрустовым сейчас подъедем, а ты подтащи пока мусорный контейнер к подъезду. – Хорошо, – покорно говорит Су. – Это шутка, – объясняю я на всякий случай, но она уже положила трубку. – Зачем подтаскивать мусорный контейнер? – интересуется Хрустов. Я медленно сползаю с кровати. – Звонила Су. Она опять пристрелила твоего начальника Корневича. У себя в квартире. Он садится, я наблюдаю плавное перемещение мускулов на животе. Класс. Взгляд немного странный, даже, можно сказать, ненормальный, а вообще, конечно, – класс. Очень быстро одевается. – Я могу съездить сама. Это у нее нервное. Оделся, выбегает из квартиры. Я думала, уехал, а он ждет у подъезда. Оказывается, он оставил в машине телефон и пульт связи, чтобы нам никто не мешал. Выбегал звонить. Квартира Су не отвечает. Сообщений по городу на «02» по ее адресу нет. – Знаешь что, – я не сажусь, а смотрю на него в открытую дверцу, – свидание закончено. У меня дела. Извини, с подругой случилась неприятность, надо помочь. – Я подвезу, – на меня не смотрит, сжимает зубы. – Будет гораздо быстрей, ведь так? Еще бы, конечно, быстрей. Я спокойна, а у него течет по виску капля пота. Спустя пятнадцать минут у дверей в квартиру Су я наблюдаю, как он достает пистолет и старается закрыть меня собой. Это уже было. Немое кино абсурда. Пленку заело. Но в этот раз приходится звонить в дверь, потому что дверь заперта. Су, появившаяся в проеме, жует бутерброд, молча показывает жестом в комнату и запирает за нами замки. – Сморкался на ковер? Стихи читал? – спрашиваю я шепотом, став на цыпочки и разглядывая из-за ее плеча, как Хрустов становится на колени, замирает над распростертым телом и поворачивает ко мне бледное напряженное лицо. – «Скорую» вызывала? – шепотом кричит он. – Нет, – пожимает плечами Су, – я подкатила к подъезду контейнер, это было трудно, он не совсем пустой, и поставила на газ ведро воды. Хрустов бросается к телефону в коридоре. Я подхожу к лежащему на спине большому мужчине и тоже становлюсь на колени. Приоткрываю полу пиджака. На левой стороне груди большое красное пятно. Ладно, хватит с меня этого цирка. Я решительно беру его за запястье. Тонкой ниточкой изредка дергается в тяжелой руке жизнь. – Иди сюда, – я подзываю Су, – примени навыки медика. После этих слов Су кивает и примерно идет в ванную мыть руки. – Что делать? – спрашивает она, присев рядом. – Ну я не знаю, подними веко, посмотри на зрачок! Послушай пульс, в конце концов. Без всякого страха и брезгливости Су осматривает зрачок, считает еле слышный пульс. – Жив пока! – заявляет она с удивлением. В ее бессмысленных глазах начинает просыпаться удивление и страх. – Он жив! – кричит она Хрустову в коридор. Хрустов приносит одеяло и накрывает Корневича, медленно поворачивает к Су лицо, над сжатыми крепко зубами играют желваки. |