Книга Женщина–апельсин, страница 54 – Нина Васина

– Да кто ж его знает, голубчик. Может, поговорить, а может, просто чайком попотчевать, – женщина засмеялась, заколыхалась необъятная грудь под сарафаном. – Мой-то все чудит, чудит, а годы уже не те, забывчивый стал. Может, и забыл, зачем звал. Да только нет его сейчас, всполошился с утра пораньше и смерчем вылетел из дома! Когда вернется, спросим.

Стас тоскливо оглядывал стол, его подташнивало от пережитого страха. Такого огромного количества еды он не видел давно.

– А у вас не найдется случайно стакан апельсинового сока?

– Этих гадостей не держим, а вот морс брусничный, рассол огуречный, клюквенный квас, сок квашеной капустки, малиновый сироп с мятой, компот вишневый с гвоздичкой, ну?! Голубчик, чего душа желает?

Когда расстроенный и злой Федя приехал домой, ему доложили, что киношника, как он и просил, доставили для благодарности и дальнейшего сотрудничества. Киношник был сначала голый в покрывале, а теперь в большом халате его жены в полуобморочном от обжорства состоянии лежит в гостиной и стонет. Не желает ли Федя поговорить с ним?

Федя скривился, как от зубной боли.

– Потом, – сказал он. – Попозже, пусть отдыхает, и давать ему все, что пожелает. – Киношник напомнил ему о Максе, а напоминание о Максе было очень болезненным.

Стас открыл глаза и обнаружил себя в светлой комнате, отделанной деревом, лежащим на больших и маленьких подушках и подушечках с вышивками. Сначала его глаза нашли небольшой камин с горящими там полешками, над камином на полке стояли глиняные кошки, большие и маленькие, бело-голубые, а рты красные и с улыбочкой, как у людей. Потом взгляд его уперся в иконку в углу с горящей перед ней лампадкой. Стас поморщился, голова была легкой и ясной, тело свое он бы и вовсе не ощущал, если бы не подозрительная тяжесть в желудке. Стас подумал, что заночевал у кого-нибудь из своих, но тут в комнату вплыла большая и яркая женщина. Стас откинул голову на подушки и застонал: он все вспомнил.

– Проснулись, свет мой ясный, а я уж думала, не переборщила ли? Это я вам успокоительного налила немножко в чай. Мой приехал и сказал, чтобы вы не беспокоились и отдыхали в свое удовольствие. А какое уж тут удовольствие, когда вы такой нервный и испуганный и почти ничего не ели.

– А что сейчас здесь?..

– Здесь у нас сейчас обед, пять часов, мой опять уехал, приказал вас обслужить и развеселить. Сначала покушаем, а там и придумаем что-нибудь! Икорку какую больше любите? Я подумала, что черную. Вот и грибочки, и белые, и грузди есть. Гусь тоже очень хорош, мой попробовал и похвалил!

Стас скривился и закрыл глаза.

– А не любите гуся, я из него вам всю гречневую кашу достану с черносливом, вкусная!

– Э… Дорогая моя, красавица, мне домой надо, работать, я еще и завтрак ваш не переварил!

– Называйте меня Наталья, а насчет завтрака, вы знаете, как зреет в человеке сила? Когда обед ложится на завтрак, а ужин сверху на обед. Организм начинает работать, работать, плохие всякие мысли пропадают, а в решениях появляется медлительность, что очень кстати. Быстрые решения, они, знаете, самые глупые. А за красавицу спасибо, и точно ведь – хороша! – Наталья гордо и весело оглядела себя в большом зеркале с резной богатой рамой.

– Рассолу мне, – сдался Стас, отвалился поудобней на подушки и, загипнотизированный, уставился на огонь в камине.

Ева приехала в гости к Хорватому с бутылкой коньяка, коробкой конфет и упаковкой кураги. Она звонила в квартиру, моля бога, чтобы жена Хорватого была дома.

– Добрый вечер, а я в гости без приглашения, меня зовут Ева, может, помните? – быстро и с облегчением протараторила Ева в знакомое удивленное лицо. Жена Хорватого растерянно отступила от двери.

– Миша! – позвала она неуверенно.

Хорватый вышел в халате и шлепанцах.

– Михал Павлович, вы уж меня извините, но мне срочно нужна ваша консультация, я на полчаса!

Хорватый смотрел в полном обалдении в лицо Еве, потом быстро оглядел свой халат, растопырил руки – куда деваться? – и, чуть поперхнувшись, сказал:

– Прошу! Извините, отдыхаем, но полчаса найдется. Мать, ставь чайник.

Еву посадили, как и полагается, у телевизора, она тут же уставилась в него, потому что телевизор смотрела редко.

За окном вечерело. Зажгли фонари еще в светлые сумерки. Фонари висели неяркими льдинками над темным, чуть запорошенным снегом городом и были неуместны. Свет тоже не хотелось зажигать, но жена Хорватого щелкнула выключателем, и над Евой нависла люстра.

– Я по делу, – убедительно проговорила Ева. – Я бы хотела знать, все ли у вас в порядке?

– В каком смысле? – спросила жена, разливая чай. Она посмотрела на Еву с таким превосходством, что Ева вдруг поняла: во всех смыслах у Хорватого в семье все в порядке.

Вошел Хорватый, он надел джинсы и рубашку, сел рядом с Евой на диване. Жена включила негромкую музыку, дала Еве чашку и протянула открытую коробку с конфетами.

– Можно говорить? – Ева смотрела на Хорватого спокойно и открыто, Хорватый кивнул головой, не глядя на нее.

– Я прошу тебя о помощи. В Бутырке сидит Слоник. Мне подумалось, вдруг его захотят оттуда вытащить…

Хорватый удивленно поднял брови.

«Он ничего не знает», – подумала Ева.

– Кто и как? – спросил Хорватый. – В смысле, если его захотят вытащить свои, так сама знаешь – против лома… А если ты имеешь в виду некоторые государственные структуры, то что тут поделать?

– Ты веришь, что эти «свои» полезут на вышки, чтобы вытащить Слоника?

– Они могут отбить машину во время перевоза. Это – запросто, но в тюрьму навряд ли полезут.

– А если наши?

– Ну а наши будут устраивать побег. Я так думаю. Ты что-то поймала? Тебя же перевели в другой отдел?

– Вот я там и маюсь от скуки, все чего-то придумываю, разрабатываю… Некуда силушку девать! – Ева встала. – Спасибо за чай, мне пора.

– Подожди. Давай обсудим, ты же что-то хотела узнать!

– Я все узнала.

– А бутылка за что?

– За дружбу. Будем дружить семьями.

Хорватый вышел за Евой на лестницу.

– Все у тебя хорошо, а, родненький? – Ева стояла, кутаясь в шарф.

– Держись от меня подальше, – сказал Хорватый. – Я еще не совсем от тебя здоров, поймаю и нашлепаю как следует!

– Подумайте, какая любовь! Я тебе, Хорватый, двойню пожелаю на старости лет, будь счастлив!

На стрельбище в понедельник Ева показывала Волкову положение руки с оружием.

– Не тяни, – говорила она, дыша ему в щеку и прилаживая в его руке пистолет, – не тяни руку вверх, как будто тяжесть хочешь поднять, а осторожно так сначала подними, а потом опусти и подумай, что рука твоя лежит на чем-нибудь. Сначала руку – вверх, потом медленно так вниз, все, положил. Целься.