
Онлайн книга «Интернат, или сундук мертвеца»
— Ты тоже тварь, — сказала Ева чуть слышно. А может, это ему только почудилось? Так или иначе, но Федя улыбнулся. — Я знаю, как это делают с женщиной, но пробовать не собираюсь. — Кровати Хамида и Феди в интернате стояли рядом. — Да я вообще могу это сделать себе сам! — шепотом заявил Федя. — На кой мне женщины? — Нет, ты не понимаешь, должно быть что-то интересней. — Что же это такое? — Федя приподнялся, подперев голову рукой, стараясь рассмотреть лицо Хамида. — Если бы я знал, я бы попробовал… — Хамид говорил мечтательно. — Но это не смерть, это я уже знаю, в смерти нет ничего интересного, — авторитетно заявил он. — Заткните хлебалы, умники, — приказано было из угла комнаты. — Общение развивает умственные способности! — неожиданно для себя громко сказал Хамид. — Если, конечно, эти способности имеются, — добавил Федя. Феде и Хамиду стало страшно и весело. Они объявили войну, днем ходили в интернате всегда вместе, ночью спали кое-как и по очереди, пару раз были нещадно избиты, Феде сломали нос. Но теперь при малейшей опасности становились спинами друг к другу и оборонялись с неистовством, напоминающим психический припадок. Через несколько дней их оставили в покое, и долгие беседы полушепотом по ночам никто в комнате не пресекал. Ева открыла глаза. Она услышала слабый запах горячего молодого тела и легкое осторожное дыхание. Повела глазами, не, поворачивая головы, и обнаружила красивое лицо мальчика, склонившегося над ней. С его шеи свешивался странный кружок желтого металла. Грубо обработанный, с арабской вязью. Ева пошевелилась и застонала от боли в боку. Мальчик сидел на корточках и ласково смотрел на нее. Ева провела рукой у себя между ног, потом поднесла ладонь к лицу, понюхала ее и заплакала. До этого у нее еще была надежда на бред или сон. Мальчик погладил ее волосы, рассыпанные на полу. Ева села, обхватила колени и запрятала лицо. Мальчик запел. Ева удивленно подняла голову, увидела покачивающийся медальон. Она перестала плакать и затихла, баюкая про себя боль, уговаривая ее заснуть. Не было на свете места, куда бы Ева хотела попасть, — так велико было ее отчаяние и обида. И мальчик понял, что медальон не действует. Он перестал петь и стал показывать Еве, как ползет змея, извиваясь длинным и худым телом. То прилипая к полу, то приподнимаясь над ним, плавно и неуловимо красиво. Его ладонь изображала голову змеи, настороженно взлетая и дергаясь, а потом медленно прячась. Ева вздохнула и улыбнулась. Пришел Хамид, взял мальчика за руку, выговаривая ему на незнакомом языке. Мальчик уходил, оглядываясь. Хамид внимательно осмотрел Еву, вздохнул и задумчиво похлюпал большой нижней губой о верхнюю. — Ты немного опоздал, — сказала Ева, чувствуя, как ненависть прогоняет боль. — Вторым будешь? — Я с дохлыми рыбами не трахаюсь. Мне в этом деле нравится только игра, а не освобождение. Федя сказал, что ты никуда не годишься, но я тебя подлечу и попробую предлагать. Встань. Ева встала. Хамид обошел ее вокруг, продолжая задумчиво хлюпать нижней губой. — Можно выработать определенный стиль. Некоторым нравится. Ты действительно так хорошо стреляешь? Ева молчала. — А еще что-нибудь умеешь делать? — Больше ничего. — А танцевать? Танцевать! У тебя должно получаться очень даже ничего. Сдержанная страсть и отчаяние. — Хамид хлопнул в ладоши. Прибежавшие девушки прикрыли Еву покрывалом и повели за собой, улыбаясь и поглаживая ей руки. — Да! Имей в виду. Не знаю, что там у тебя с головой, если ты ничего, кроме стрельбы, не умеешь. Но ты влезла в мир мужчин, здесь свои правила. Главное — не навреди. Ты поняла? Завтра мой друг уезжает. Он большой человек там, в Москве. Раньше вы таких называли бандитами, а потом на их деньги делали себе политиков и власть. Но главное — он мой друг. Тебя оденут, и ты придешь попрощаться. Без фокусов и без обид. Может, мы с ним и не увидимся больше в этом мире. Он очень хотел тебя найти и поговорить с тобой, не просто бабу, понимаешь? Ева остановилась, делая вид, что разглядывает узор на толстом ковре, и пряча глаза. — Пусть он уедет в хорошем настроении. — Хамид махнул рукой, девушки увели Еву. — Она нам не подходит. — Лиза подошла, как всегда, неслышно, Хамид дернулся от неожиданности. — На всякую женщину есть свой ценитель, — раздраженно сказал он. — Но она опасна, она принесет одни неприятности. Она слишком горда и не понимает наслаждения. — Это вопрос времени и воспитания. — Хамид упрямился и раздражался, потому что Лиза была права. — Илия не смог ее усыпить. Хамид удивленно посмотрел на Лизу. Вошел слуга и зашептал на ухо Хамиду. Потом поклонился и ушел. Хамид поманил Лизу и прошел в противоположное крыло дома. Они встали у окна и услышали слабую красивую мелодию. Недалеко от ворот грязный горбун играл на губной гармошке. Ему аккомпанировала скрипка, натужно и тоскливо. На скрипке играла статная желтоволосая женщина, молодая и сильная. В черный пластиковый пакет на земле прохожие бросали деньги. Вдруг скрипка набрала силу и закричала неуместно и пронзительно знакомую старую мелодию. Лиза скривилась, Хамид тоже подумал, что это уже чересчур. — Что это она играет такое знакомое, не уловить? — Хамид профессиональным взглядом осмотрел длинные крепкие ноги в джинсах, богатые волосы с вплетенными бусинами, красивые крупные руки, — А ведь хороша. Пусть спросят горбуна, сколько он хочет за скандинавку. Ева дернулась, как от грубого прикосновения, услышав, как где-то далеко скрипка противно наигрывала «Подмосковные вечера». — Кто это играет? — Ева схватила одну из девушек за руку, девушка бестолково улыбалась. — Позовите вашу главную, ну! — Ева уже кричала и топала ногами. Лиза тронула ее за плечо. Ева дернулась к ней всем телом. — Это играют «Подмосковные вечера», я хочу это слушать, покажите мне, кто это играет! — Действительно. «Не слышны в саду даже шорохи». Я сразу не узнала. — Лиза задумчиво смотрела в возбужденное лицо Евы. — Что это ты так разволновалась, не дергайся, это на улице попрошайки играют. Горбун и деваха, кровь с молоком, не иначе из Рязани. Ева выпрямилась. — Можно посмотреть? — Нельзя. — Из Рязани — это когда волосы желтые, а лицо в веснушках? — Ева почувствовала, как тело ее ожило и привычно напряглось, словно в предчувствии знакомой трудной работы. — Вроде того. И еще три года музыкальной школы. — Я буду завтра танцевать. Я провожу этого… Федю. Только можно самой выбрать одежду? |