
Онлайн книга «Поезд для Анны Карениной»
Так и сделали через десять минут. Дима не стал наклоняться, он легко поднял Ирину вверх и перед поцелуем подышал на близкие губы, словно хотел растаять пойманную снежинку. — Приходите завтра в оперу, — сказала Ирина, покачала головой, словно не веря во все это, и побежала к машине. Дима дождался, пока отъедут подальше два красных огонька, и быстрым шагом пошел в гостиницу. Не переодеваясь, постучал к Хрустову. Два раза, потом еще один. — Получилось? — спросил он, когда дверь открылась. — Финансовый клуб, — сказал Хрустов, приглашая его жестом проходить. — Нет, ты — ко мне. Хрустов расположился в кресле, а Дима раздевался во время разговора перед зеркалом, аккуратно развешивая на плечиках одежду. — Что такое финансовый клуб? — Он осмотрел воротник рубашки и бросил ее, подумав, на пол. — Богатые люди за определенный взнос вступают в клуб, который гарантирует либо сохранность их капитала, либо его преумножение. Выбирается староста, он ведает основными фондами. По типу бандитского общака. Если у кого-то из членов проблемы — ему выделяют деньги под проценты или залог. Советы, юридические консультации, адвокаты в случае непредвиденных обстоятельств и так далее. У них все схвачено — банки, кредиты. — А что про портовиков? — Дима стоял перед ним в плавках и носках. Хрустов, немного оторопев, рассматривал белые носки и черные плавки. — Предположительно, город контролируется так называемыми центровиками и портовиками. За центровиками — дележ прибыли крупных предприятий, незаконные сделки с ресурсами и военной техникой, за портовиками — море, рыба, перевозки. Если исходить из той информации, которую вы дали, данный финансовый клуб под вывеской поэтического салона относится больше к центровикам. — Есть еще в городе такие клубы? — Дима отжимался от пола одной рукой. — Да. Есть что-то подобное в клубе моряков. Соответственно там управляют портовики. Особой вражды между клубами не замечено, но в прошлом году пристрелили заместителя отдела эксплуатации пассажирских судов и двух директоров коммерческих банков. Какая-то война идет, нужно ли влазить так глубоко, чтобы выдергивать имена? Это дорого. — Нет, спасибо. Отличная работа. С завтрашнего дня веди меня. Поедем в оперу. — Не люблю оперу, — сказал Хрустов. Дима удивленно посмотрел на него. — А еще? — спросил он. — Что — еще? — Еще что ты не любишь? — Еще я не люблю дождь, макароны и вредных женщин. — Хрустов сам не понимал, почему его потянуло на разговоры. — Насчет дождя не обещаю, от макаронов ты точно будешь избавлен, но вот вредных женщин в опере хоть отбавляй. — Дима смотрел серьезно, даже грустно. Хрустов не сразу понял, что это смешно. Вечером следующего дня Хрустов дремал в дорогой ложе, а Дима рассматривал в бинокль женщин в партере. Надрывалась на сцене певица, умоляюще протягивая руки в оркестровую яму. Хрустов почему-то подумал, как ей трудно вот так петь, ослепленной, не видя ни одного лица. Певица была в возрасте и в теле, а изображала страдающую проститутку, как Хрустов понял из программки. Потом она поубивает всех детей и напоследок — себя. Он зевнул. Еще два акта. Хрустов заметил, что его клиенту нравится слушать музыку и певицу, он сидел рядом совершенно расслабленный, в некоторых местах удовлетворенно кивал головой, словно соглашаясь, что именно так и надо петь это место. В антракте Дима нашел Ирину, подошел к ней и, целуя руку сквозь тонкую перчатку, наткнулся взглядом на насмешливо-угрожающий взгляд коротко стриженного седого мужчины. — Знакомьтесь, мой муж. Ирина представила Диму как странного редактора, балующегося пародиями, взяла его под руку и увела в буфет. — У вас неплохие голоса в опере. — Дима чуть прижал к себе локтем ее руку. — Да. Музыка прекрасна, а вот мадам Баттерфляй так искусственна, так раскрашена, что скорее представляет собой условный образ. Да и голос низковат. — Ирина увела Диму в угол, где стоял небольшой красный диванчик. — Вообще образ женщины-бабочки странно вечен. — Дима вдохновенно смотрел в женское лицо — Помните рассказ японца, как его?.. Он хотел, чтобы его жена стала очень маленькой, и он бы прятал ее в карман и носил с собой. А она стала бабочкой и улетела. — Я — только бабочка в пространстве цветочного непостоянства, я — только воздух, только всхлип рассвета, тронутого ветром. Я только бесполезный клип, мой сочинитель вдруг охрип, оглох и стал ужасно нервным. — Ирина грустно усмехнулась в лицо Димы над нею. — Из всех цветов он хочет брать лишь только черный или белый и виноватого искать, как все мужчины любят делать. — Отличные стихи, — сказал Дима, помолчав. — Что, и пародию не сделать? — засмеялась Ирина. — Ну, обыграть про всхлип, например. «Я — только насморк, только чох!..» — Вы меня принимаете за зловредного обывателя, но стихи-то действительно хороши! — Это не мои, — пожала Ирина плечами, — офицер один написал, у мужа служит. Я не представляю, как мужчина такое может написать, это настолько не свойственно мужской натуре. Это стихи женщины. Да-да, не смейтесь. — Женщины, которые так самоуверенно говорят про мужскую натуру, вызывают у меня смех. Вы что, считаете, что только женщины непредсказуемы? — Дима смотрел серьезно. — Ну, я бы сказала, что мужчины все же более… логичны, что ли. — Ирина чуть замешкалась, выбирая слово. Она разглядывала Диму так же, как вчера у окошка, — с легкой оторопью и недоумением. Дима сегодня оделся в черный строгий костюм, но под ним была полыхающая красными и желтыми разводами шелковая рубашка с жабо. Что уж говорить про узконосые лакированные туфли на сужающемся каблуке, огромный перстень с рубином и дорогие часы на массивном золотом браслете. Растерянность Ирины он заметил сразу, как только подошел к ней. — Даже в полной нелогичности любого поступка скрывается определенная логика, — уверенно заявил Дима, — все относительно! Допустим, я сделаю сейчас совершенно нелогичный, с вашей точки зрения, поступок. Брошусь при всех на колени и громко объяснюсь в чувствах к вам. Глупая сцена, скажете вы. Предположим. Но кто-то, увидевший эту сцену, сделает для себя определенные выводы и выстроит на этом какую-то свою логику поведения. — Да уж, эту логику поведения я могу предсказать! — засмеялась Ирина. — Вот видите. Вы сами согласились, что даже из самого странного поступка может получиться вполне предсказуемый результат. — Вы себе противоречите. Нелогичные поступки импульсивны, необдуманны. А вы только что предложили вполне сложившийся сценарий. — Ирина перестала смеяться и посмотрела в холодные серо-зеленые глаза. — Хотя предлагать что-то, чего никогда не будет, — это ли не странное для мужчины поведение? Это чисто женский каприз. |