Книга Шпион, которого я убила, страница 40 – Нина Васина

– О, на это есть вполне определенный тест. Такой же, как с моей стрельбой. Определись, насколько твое новое экстремальное увлечение способно принести выгоду. Выгода – лучший детектор и для объясниловки родителям, и для самопознания.

– Да какая может быть выгода от катания на роликах?

– Самая минимальная – та, что ты развиваешь ноги и мышцы спины, разумеется, при условии, что катаешься в безопасных местах.

– А парашют?

– Особо выносливым и правильно ориентирующимся в воздухе и на местности прямая дорога в воздушный десант или в Службу спасения. И прошу учесть желающих летать девочек, что самые лучшие фотографы-топографы – женщины. Поймите! Только если вы сможете объяснить сами себе хотя бы примитивную выгоду вашего экстремала честно, по-деловому, а не просто на уровне «я хочу, потому что клево», вы сумеете осознанно управлять ситуацией и своими желаниями. А это – уже вполне определенные условия безопасности жизни.

– Да плевал я на выгоду, – заявляет Дима Кунц. – Должен быть праздник и для души!

– Душа, она хитрая. – Ева удивлена таким заявлением Кунца. – У нее праздники – вещь непредвиденная. И не всегда они бывают от экстаза пережитой бессмысленной опасности. Знаете, чем мы сейчас с вами занимаемся?

– Е-э-э-рун-дой! – кричит класс.

– Правильно. Уяснили. Второй день большую часть урока занимаемся ерундой. Я понимаю, вы просто хотите узнать обо мне побольше, а я – о вас. Но это действительно ерунда, потому что опыту – не учат. И это хорошо видно на примере ползунков, то есть только что научившихся ползать детей. Как только им сказать «не трогай – горячо!», они тут же хотят попробовать, чтобы выяснить, что это такое – горячо. Давайте-ка для пользы дела быстро пробежимся по непредвиденным ситуациям с вашими знакомыми, родными, близкими. Кто-нибудь кого-нибудь спасал?

– Я спасал свою тетку, когда она застряла рукой в батарее.

– Почему в батарее?

– Вытаскивала черепаху. Я сначала смазал руку вазелином, чтобы вытащить, а когда не смог, потому что она уже отекла, вызвал врачей и Службу спасения, а пока ждали, сорок минут рассказывал анекдоты и поил чаем.

– Браво, Мятушкин. Ты – Мятушкин, я правильно сказала?

– Я – Святогор Мятушкин.

– А где были твои родители в это время, Святогор?

– У меня нет родителей. Я с теткой живу и ее двумя детьми. Я ее еще один раз спасал, когда она хотела избавиться от ребенка.

– Что?!

– Нежелательная беременность, – вздыхает Мятушкин, – а что тут странного, это у женщин на каждом шагу.

– И как ты… Сколько лет твоей тете?

– Двадцать. Да запросто. Когда она стала кричать от вида крови, я вышел во двор и угнал машину нашего соседа с третьего этажа. Он только поставил на нее звуковой сигнал, так что для меня это было делом чести. Я изучил за год почти все звуковые сигналы и способы их нейтрализации. Потому что малые просыпались по нескольку раз за ночь от сирен. Первый этаж, – он пожимает плечами. – За семь минут вскрыл, она и не пикнула. Отвез свою дуру тетку в больницу…

– «Мицубиси-Монтеро» девяносто девятого года?

– Точно. Это машина соседа. А откуда вы знаете? – Мятушкин белозубо улыбается. – С соседом, правда, нехорошо вышло. Ему машину не отдавали, когда нашли, еще месяца три. Что-то там отрабатывали по преступлениям. А потому что кровь была на заднем сиденье. Это моя вина, сознаюсь. Не предусмотрел. А потому что спешил ведь! Сейчас вот отдали. Извиниться, что ли?

– Не стоит, – быстро говорит Ева.

– Не буду, – улыбается Мятушкин.

– Заткнись, Гор, – вдруг громко приказывает Костя Вольский. – А вы что, ему верите? Давно не слышал такого подробного трепа. Ну-ка, изобразите жалость и любопытство, спросите, где его родители, а после поинтересуйтесь, откуда у его тетушки к двадцати годам двое детей! Лучше заткнись, Гор, пока мы все не засахарились от жалости к тебе.

– Не приказывай мне, умник. Что хочу, то и говорю. Следи за своим языком. Меня зовут Святогор!

– Святогор… – Ева задумчиво осматривает невысокого русого паренька. – Ты пробовал наркотики когда-нибудь?

– Пробовал. Покурил пару раз. Мне не понравилось.

– А чем ты будешь заниматься после школы?

– Мне придется жениться, – вздыхает Святогор.

Класс хохочет.

– А потому что детей на кого бросишь? И тетка еще сама несмышленая. На ней придется и жениться. Заодно и вопрос с армией будет решен: с двумя малыми в армию не берут. А работа, она у меня уже есть.

– Это ты делаешь микросхемы нейтрализаторов по сигнализациям? – вздыхает Ева. – Три дубль вэ – точка – антиписк – тире – гор – точка – ру. Твой адрес в Интернете?

– Я этого не говорил. Но машину могу починить любую. Не пропаду.

– Подойди ко мне, Святогор Мятушкин.

Мятушкин, покосившись на одноклассников, неуверенно подошел.

Ева ласково поправила русые волосы и поцеловала его в макушку.

– Спасибо тебе, Мятушкин. Ты очень показательно все нам объяснил. Можешь называть меня на «ты».

– У-у-у-у! – гудит класс. – Ну, Мятушкин, ну, тихоня!

– Нет, – улыбается Мятушкин. – Не буду. Вы намного старше меня и больше умеете.

– За эту четверть у тебя зачет по безопасности жизни. Ты можешь совершенно спокойно прогуливать мои уроки. Звони, если будут проблемы.

– Ладно. А как насчет снайперской винтовки «Взломщик»? – спрашивает Мятушкин. – Реально ее посмотреть? Меня, собственно, интересует не сама винтовка, а электронный датчик учета скорости ветра.

Ева тащит в кабинет биологии резиновый мужской торс в натуральную величину с болтающейся головой. Рот у головы приоткрыт. На торс натыкается задумчиво прохаживающаяся по коридору Маргарита Францевна, вскрикивает и бледнеет.

– Что это такое?!

– Здравствуй, Маргарита. Это – муляж для отработки искусственного дыхания и массажа сердца. Одолжила на работе. Посмотри только, какой мужчина. – Ева устанавливает муляж на подоконнике и раскрывает створки грудины. – Если ему подуть в рот, вот эти «легкие» увеличатся в объеме. А это – сердце. Смотри, какие у меня ребята старательные. Сломали два ребра и свернули «пострадавшему» шею. Это было очень показательно. Отличный пример, когда излишнее усердие может стоить человеку жизни. Видите, Маргарита Францевна, я стараюсь.

– Ева Николаевна, ведите себя прилично.

– Что такое?

– Вы смотрите на меня насмешливо и издеваетесь.

– Ну, это вы зря. Какой у вас предмет? Кажется, «Человек и общество»?

– Я – историк, – с достоинством произносит Марго. – Веду в старших классах «Человек и общество».

– Ни за что бы не согласилась преподавать такое. Это в сто раз труднее языка или физики и в тысячу раз бессмысленнее, чем «Основы безопасности жизни».