Зоя спустилась вниз, рассмотрела мертвую ворону. Подняла ее за лапы. Из дома на террасу распахнулось окно. 
– И не думай! – зловеще предупредил голос отца. – Забыла уже? Опять будешь стирать постельное белье сестер и мыть всю комнату! А если эта дохлятина накапает в коридоре и холле, будешь драить полы неделю! 
Зоя вздохнула с сожалением и не стала тащить мертвую птицу в спальню к сестрам. 
Кухарка
Останки вороны обнаружились на другой день. Переливая рыбный суп из кастрюли в супницу, кухарка Дездемона несколько секунд с удивлением разглядывала ворох черных перьев в половнике, потом тонко пискнула – странный звук для большого сильного тела – и, только уронив половник в кастрюлю, отчего на нее выплыла когтистая скорченная лапа, разразилась мощнейшим воплем, нарастающим как охрипшая сирена. 
Это было в четверг – рыбный день. Хозяин дома не обедал, но сирену своей поварихи услышал за три километра, правда, по телефону: Маринка бросилась звонить папе. 
– Что там еще? – спросил он устало, извинившись перед коллегами. 
На соседней даче четверо мужчин за круглым столом в это время изучали карту Венесуэлы. 
– Ворона. Дохлая. В супе, – доложила Маринка. 
– Наводнение. Аэропорт будет закрыт. Отсидеться негде, – заметил один из мужчин. 
– Если подеретесь, накажу всех троих, – предупредил в трубку Виктор Филимонович. 
Маринка с Иринкой проявили чудеса выдержки, поэтому с восьми вечера до десяти тридцати Зоя одна драила пятилитровую кастрюлю «Пемолюксом». Степень очищения определяла Дездемона. По запаху. Она трижды обнюхивала кастрюлю, кривилась и мотала головой. 
– Хоть бы ты, Зойка, кишки из нее вынула! – укоризненно заметила она в третий раз. – Я дохлые кишки по запаху ни с чем не спутаю! И чего ты добилась этой вороной? Только рыбу дорогую испортила. 
– Испортила?.. Да я спасла себе жизнь! У меня аллергия на рыбу, сколько раз тебе говорила ее не готовить! 
– Ох, испугала! – хохотнула Дездемона, понаблюдав, как Зоя сердито топает ногами. – Я тебе запеканку сделала. А ты со своей аллергией теперь вот чисти кастрюлю. Нравится запах кишок? 
– Уже не пахнет. 
– Еще как пахнет! Мой нос, – кухарка многозначительно показала на него пальцем, скосив глаза, – не проведешь! 
Для чистоты эксперимента Зоя сунула под нос поварихе букет роз и молотый черный перец. За перец получила внушительный шлепок ладонью по левой ягодице, но даже после этого Дездемона помотала головой – не пойдет, чисти! 
Это было накануне отъезда девочек в колледж. 
– Сама виновата, – заметил Виктор Филимонович, подсаживаясь в темноте к Зое на ступеньки беседки.
Зоя взяла из его руки сигарету и затянулась. Дождавшись у папочки полного столбняка, выдохнула дым в зависшую над беседкой луну и вернула сигарету. 
– Пап, – проникновенно попросила Зоя после этого, – переведи меня в другой интернат. 
– Опять за свое? – Кое-как справившись с желанием надавать дочери оплеух за курение, Виктор Филимонович на всякий случай загасил сигарету о подошву дорогих ботинок. – Ты будешь учиться с сестрами, и точка! И не надо устраивать показательный дебилизм, как в прошлом году. Все в колледже знают, что ты за один семестр запросто одолеваешь все предметы за два года, и еще хватает времени пакостить! Я предупредил – двойки тебе не ставить. Будешь мыть полы и убирать в конюшне за каждый «незачет». 
– Сейчас все серьезней, – уверила отца девочка. 
– Например! – хмыкнул он. 
– У Маринки начались месячные. 
Виктор Филимонович закашлялся, подавившись смешком. Потом они помолчали. Зоя ждала, пока отец переварит информацию. 
– Не вижу связи, – выдал он минуты через три. 
– Почти у всех девочек из класса уже пришли месячные. 
– Это естественный процесс, – уверенно заявил Виктор Филимонович. – Тебе его тоже не миновать. 
– Я младше всех! – повысила голос Зоя. – Пока дождусь этого самого естественного процесса, сестры меня изведут! Ну как же ты не понимаешь, я среди девчонок как неполноценная! Я вообще не могу с тобой об этом говорить, почему ты не женишься, в конце концов?! 
– Согласен, для тебя это новое ощущение – чувство неполноценности, – кивнул Виктор Филимонович, проигнорировав ее вопрос. 
– Ничего подобного! 
– Да? – удивился он. 
– Да! Да! – крикнула Зоя и вскочила. – Посмотри на меня! Я же уродина. Толстая и конопатая уродина! И всегда такой была. 
Виктор Филимонович еще больше удивился. 
– Поговорим на эту тему, когда вырастешь. 
– Ты тупой, как все папаши, – вздохнула Зоя и села. 
– Не нарывайся. 
– И уже никогда не поумнеешь! – продолжала нарываться Зоя. – Я не могу находиться в интернате вместе с сестрами. Это несправедливо – у нас разница в возрасте, а мы толчемся в одном классе! 
– Раньше надо было думать: писать диктанты с ошибками, не хвалиться своим умом и сообразительностью и не проскакивать за год по два класса. 
Зоя сердито засопела. 
– Зачем ты еще Иринку затащил к нам в класс?! 
– А зачем ты ее подтягивала по математике и английскому?! 
– Я!.. Я убегу. 
– Бегала уже. Не надоело? 
– Я убегу так, что ты меня не найдешь! 
– И в это мы уже играли, – вздохнул Виктор Филимонович. – Когда-нибудь найду, куда ты денешься… Охранников в колледже сменят, сигнализацию дополнительную установят, вот и вся недолга. Дотяни уж как-нибудь до совершеннолетия, получи образование, паспорт и гуляй на все четыре стороны. 
– А до тринадцати? 
– Что – до тринадцати? 
– Если я закончу колледж в тринадцать? Ты меня потом не зафигачишь в какой-нибудь Оксфорд с сестричками на пару? 
– С тебя станется, – пробормотал Виктор Филимонович, совершенно не представляя, что он будет делать с Зойкой через три года. Разве что… 
– Договорились, – кивнул он. – Если закончишь с отличием в тринадцать, будем считать твое образование законченным. И тогда… 
– Что? – не выдержала дочь его затяжного молчания. 
– Выдам тебя замуж. 
– Как это?.. – оторопела девочка. – А можно? 
– Ты же знаешь, я все могу. Я даже знаю, за кого тебя выдам. 
– Заметано! – вскочила Зойка. 
– Ты что, не спросишь – за кого? 
– Мне все равно, – как можно равнодушнее ответила девочка. 
– Нет, ну ты должна знать, вдруг… 
– Понравится! – уверила его Зоя. – Только есть одно условие.