Онлайн книга «Необитаемое сердце Северины»
|
– Только не говори, что ты убил Пирса, – прошептала Лика, в волнении перейдя на русский. – Откуда ты звонишь, идиот?! – Мне всегда нравилось работать с женщинами, – сказал на это Феликс, – пока они от страха или злобы не теряют чувства реальности. Пришла в себя? Еще раз назовешь идиотом, брошу трубку. Я все сделал правильно, никак не обнаружив своих уникальных способностей. От тебя требуется только грамотно обставить случайное происшествие в гостинице. Двое мужчин сняли номер. С одной кроватью. По паспорту англичанина и засунутой внутрь двадцаткой. Через пять секунд в трубке – прозвучало спокойное «извини». – Принято. Почему Пирс без слежки прошел на выставку? – Платье, туфли и накладной бюст в женском туалете. Поэтому наши камеры на входе его не засекли. – Как он выбрался незамеченным из мужского туалета? – Женский и мужской имеют общую стену у канализационного стояка. Гипсокартон выпилен и приставлен на место в обоих туалетах. Кстати, в женском обнаружены некоторые предметы... – Это мое, не теряйте время, – перебил Феликс. – Судя по содержимому кейса он может быть гомиком. – Не думаю, – с задержкой в несколько секунд сказала Лика, – но можно рискнуть и оформить эту версию. Как... ты?.. – Не люблю хорьков. – Ясно. Наследил? – Без перчаток. – Ясно... Ты звонишь по хорошо законспирированному каналу. Мы все еще не определили твои координаты. Но это дело времени. Чем быстрей ты вытащишь симку и смотаешься... – Женщина, не теряй чувство реальности. – А сейчас это на какую тему? – голос Лики потеплел от невидимой ему улыбки. – Не говори мужчине, что ему делать. Он всегда или сильнее тебя или умнее. – За «или» уважаю. А за то, что испугался и из квартиры ушел, – нет. – Кто испугался! Чего мне бояться?.. * * * Через час Феликс Мамонтов, сменив свой пиджак на ветровку с капюшоном из пластиковой сумки вьетнамцев, добрался до аэропорта и попросил билет на любой ближайший рейс. Девушка за стойкой, окинув его быстрым взглядом, извинительно улыбнулась: – Есть место только до Тюмени. Лето... – Мне подходит, – кивнул Лекс. – Багаж? – она посмотрела вопросительно. – Я налегке, – Феликс развел руки в стороны. – Как?.. И ручной клади нет? – опешила девушка. Он доверительно подался к ней, понизив голос: – Пришлось срочно скрываться. Документы и деньги при мне, а что еще нужно секретному агенту? Кончилось это заигрывание обыском и проверкой по базе МВД его персоны на предмет розыска. В самолете Феликс попросил у проводницы бутылку водки, не глядя протянув ей сто долларов, – устал. Он был сильно удивлен, когда невозмутимая молодая женщина принесла вместе с бутылкой... сдачу. Зеленую пятидесятку. Как будто и доллары и водка бутылками в самолете – дело обычное. Покосившись по сторонам, Феликс оценил попутчиков, направляющихся в Тюмень, и все понял. И расслабился до черно-белого восприятия окружения. * * * Северина пришла в церковь в конце мая. Подождала, пока батюшка переоденется, оставив рабочих на стройке. Попросила показать книги, что Евсюков собрал для библиотеки. В той же комнате, около книг и огромного напольного глобуса они и сели поговорить. Был пасмурный день, с утра накрапывало. Северина положила небольшой рюкзак на пол и пригладила мокрые от дождика волосы плавным движением крепко прижатых к голове ладошек – от лба назад. После чего волосы стали похожи на натянутый шелк, и Евсюков залюбовался их гладкостью и цветом – так мягко светится на срубе влажная березовая древесина. Северина села на табуретке ровно и уставилась в пол. Евсюков, чтобы не смущать ее разглядыванием, наклонился на своей табуретке и уперся локтями в колени, опустив голову. – Я пришла поговорить о смерти, – сказала Северина. – О смерти? – удивился батюшка. – В твоем возрасте нужно говорить о любви. – Нет, о любви не будем, мне о ней уже много всякого рассказали. Я пришла сказать, что не хочу жить. Не интересно мне. Совсем. Северина замолчала, не поднимая глаз. Евсюков задумался. – Совсем не интересно жить? И что ты собираешься делать? – Хочу покончить со всем этим, – девочка неопределенно махнула рукой. – То есть, конечно, не с вашим... пространством, а с тем, с моим... – Пространство? Ты так называешь церковь? – Церковь и все вокруг, что вы себе устроили. Я вижу, вы не понимаете. Ладно, сейчас... – Она подняла глаза и посмотрела в окно, подбирая слова. Молчание затянулось. – Сколько тебе лет, Северина? – нарушил его батюшка. – Мне шестнадцать исполнилось, я получила паспорт. И аттестат в интернате о неполном среднем образовании. – Подожди, какой интернат? – удивился Евсюков. – Ты сама говорила, что живешь со старушками в Полутьме. К тебе еще этот... инспектор приезжал проверять условия проживания. – Да. Он приставал ко мне с раздеваниями. Давайте будем считать, что у нас сейчас исповедь. Вот именно, – кивнула Северина, найдя нужное слово. – Исповедь. Я плохо поступила – сделала инспектора импотентом, чтобы он меня не тронул. Опешивший Евсюков встал и отошел к окну, повернувшись к девочке спиной. – Еще я избавила от зародыша девушку Шуру, племянницу Любавы. Любава мой опекун, это она сдала меня в интернат, когда мама умерла. Ребеночек у Шуры был еще совсем крохотный, вот такусенький... – заметив, что батюшка на нее не смотрит, она добавила: – Не больше четырех недель. Я знаю, что Шура потом уехала со своим иностранцем жить во Францию, у нее теперь двое детей, но это мой поступок не оправдывает, хоть и получилось все нечаянно. – Ты хочешь сказать, что жила после смерти матери в интернате? – повернулся Евсюков. – Да. Подождите, это еще не все. Когда у Любавы зимой мать умерла, она попросила помочь ей в разделке трупа на части. Я помогла. Потому что Елка была язычница или поклонялась друидам, точнее не скажу, и потребовала от дочери... – Ну хватит, Северина!.. – взмолился Евсюков. – И то правда, – улыбнулась девочка. – Хватит. Не было этого ничего. Я все придумала. У вас так бывает? – Как? – Вы придумываете другой мир взамен обидевшего вас, и он становится реальным. Вот эта церковь, к примеру. Вы ведь ее придумали. Чтобы жить тут впроголодь, строить, уважать себя. Я придумала другую жизнь для жителей Полутьмы. Как будто они оставили меня жить в деревне. Любили, охраняли. Я их лечила. – И зачем все это? – усмехнулся растерянный Евсюков. – Вы когда-нибудь жили сиротой в интернате? Понятно, не жили. Я все придумала для замены, чтобы легче было выжить. |