
Онлайн книга «Естественный отбор»
— Держите объект под прицелом, — сказал Скиф, подползая к затаившимся за глиняным дувалом сержантам. Те молча кивнули в ответ, а Скиф, мягко ступая в толстых афганских джурабах, подобрался к кяризу. На дне неглубокого пересохшего колодца-кяриза спал, связанный по рукам и ногам, особист Чугуев. Скиф перерезал на нем веревки и только после этого, прижав палец к губам, растолкал его. Особист благодарно пожал его руку и показал на дом. Скиф понимающе кивнул и, выбравшись из колодца, направился к жилищу. В большой комнате мужской половины дома на короткой кошме лежал с открытыми глазами в засаленном английском френче толстый командир душманов. — Хубасти? — открыв ногой дверь, сказал полюбившееся ему слово Скиф. Руки душмана медленно поползли вверх, а глаза скосились к висевшему на стене пистолету в кобуре. — Скиф! — крикнул безоружный особист, когда толстый душман метнулся к пистолету. Молниеносно капитан выхватил десантный нож и бросил в душмана. Тот только охнул и завалился на кошму с остановившимся, быстро стекленеющим взглядом. — Спасибо, Скворцов, век не забуду, — вытирая выступивший на лбу холодный пот, сказал Чугуев и выглянул за дверь: — Ты что, один? — Со мной твой проводник Муса, а остальные бойцы кишлак и этот объект под прицелом держат. Чего с Хабибуллой не поделил? — Сотрудничать ни с Масудом, ни с Наджибуллой не хочет. А самого в Пешаваре пакистанцы не больно жалуют, вот наши умы штабные и решили попробовать вербануть его на нашу сторону. — Это кто? — Скиф кивнул на покинувшего бренный мир толстого душмана. — Один из полевых командиров Хабибуллы. — Я думал, сам Хабиб. — Чего захотел! Тогда бы ты стал Героем Советского Союза, а я наконец получил перевод из этой долбаной Афганщины в Москву. — Ну и вербовал ты полевика Хабибуллы на свою же голову… — Смертельный риск — специфика нашей работы, — гордо задрал курносый нос Чугуев и стал приводить в порядок полевую форму с эмблемами медика, которые каждые четыре месяца в целях маскировки особисты меняли вместе с петлицами. Неожиданно в дверном проеме появилась сияющая от неподдельной радости безбородая физиономия Мусы. — Вах, вах, вах! — всплеснул он руками при виде мертвого толстого душмана и, с трудом подбирая русские слова, сказал Чугуеву: — Чугуй майор-баши… теперь ваша караван с чаре сап-сем якши пойдет! Сапсем якши!.. — Якши, якши! — смутившись, пробормотал тот и, выдернув нож из груди толстого душмана, неожиданно всадил его в живот Мусы, прямо в солнечное сплетение. — Ты что? — вскрикнул опешивший Скиф. — Это же наш информатор! — Есть у нашей службы особая специфика. Это большая политика, капитан… Непосвященным касаться не положено, — улыбнувшись, протянул ему окровавленный нож особист. — Хорошая политика!.. Если бы мои ребята не держали этот дом на мушке, ты, наверное, и меня бы завалил, как барана? — Боевого друга?.. Ни за что… Но про специфику нашу все-таки не забывай. Ни одна живая душа не должна узнать о случившемся. — А чего мне докладывать полковнику Павлову? — А ничего… Я сам знаю, что должен знать Павлов, а что не должен. Расписки о секретности результатов операции я с тебя брать не буду, понадеюсь на твою честность. — Постой, полковник Павлов, выходит, не знает, что через контролируемую им территорию идут караваны с наркотиками? — Это же специфика нашей службы. Тебе тоже об этом знать не положено. В умении Скифа держать рот на замке особист Чугуев за годы, прошедшие с той поры, имел возможность убедиться. * * * Скиф отстранился от гаишника и сказал, стараясь держаться поприветливее: — Ну, здравствуй, здравствуй, Геннадий!.. — Васильевич, — подсказал Чугуев. — Твой хороший друг. — Геннадий Васильевич, ты, значит, и есть тот «хороший друг», о котором говорила Аня? — А ты не догадался? — Убей меня бог… Вижу, все по тому же департаменту служишь. И до каких высот дослужился? — Сравнялся в звании с боснийским полковником Скифом, только из органов государственной безопасности. — Так это твои люди нас от Дуная до Москвы вели? — Уточним: от Сараева до Белграда и дальше до Москвы. — Вон у тебя какие руки длинные! И про геройства мои знаешь? — Все знаю, в том числе и про американца… — Приятно поговорить со знающим человеком. А зачем тебе все это нужно? — Приятно другу старый должок отдать. — Надо же. Скажу честно, раньше я по-другому понимал специфику твоей профессии. Прошу прощения. И еще спасибо тебе за всех ребят наших, которых ты спас от украинской охранки при переходе границы. — Да что там говорить, — с излишней скромностью потупился Чугуев. — Просто специфика нашей работы. Скиф с выражением признательности пожал руку фронтовому товарищу. — Мы как врачи: нас не любят, нас проклинают, а случись беда, снова к нам бегут. — Ну, я — это понятно. А зачем тебе Засечный с Алексеевым? Засечный — жертва бездушной военной машины, которая просто забыла солдата в Африке. А Алексеев чересчур романтичная личность. Искал в Сербии смерти на поле брани после гибели семьи. — Это уже второй параграф моей службы. Так сказать, сверхурочная работа. — А на кой тебе Анна и этот несчастный распоп Мирослав? — Они даже не подозревают, кому они служат. Русские слишком доверчивы, стоит лишь завести разговор о том, что нужно сделать доброе дело для доброго человека, они тут как тут. — А для недоброго? — Кто-то, к примеру, собирает в кулак антирусские силы, чтобы с полной гарантией добить матушку-Россию. Но не все еще силовики из верхних за баксы на службу к мордастым бугаям поступили. Есть такие, кто совесть не потерял и Родину не продал. — Да ну? — насмешливо ухмыльнулся Скиф. — Вот и представь себе… Пока мы можем только помочь сохранить лучшие умы и сердца России. А потом уже скажем свое веское слово. Но это все высокая патетика. Я действительно рад пожать твою руку. И напрямую предупредить об опасности. — Мучник? — насторожился Скиф. — Не-ет, Тото… — Этот пыхтелка с цыплячьим пухом? — Раскрою тебе один секрет: генерал-майор Походин — его родной отец. — Как же, встречались. Это не секрет. Их морды будто под копирку нарисовали. — И что хотел? — В казачьи атаманы приглашал. — Согласился? |