Онлайн книга «Слепой Агент»
Ни адреса типографии, ни фамилии издателя нигде, естественно, не было. Я раскрыл один номер посередине, на страницах с рекламой. «Жаннет» и «Аксинья» нахально теснили здесь конкурентов. Я вышел в коридор и около самой двери замер, остановленный внезапным ощущением опасности. Несколько мгновений я стоял, слыша тяжкие удары сердца и прожигая взглядом дверь. В какой-то момент мне показалось, что в замке скребётся ключ. Справившись с волнением, я бесшумно приблизился к двери и посмотрел в глазок. Из противоположной квартиры выходил худой парень в очках. Тот самый, который вчера вечером встречал Бабко. — Все, Лён, я пошёл! Пока! Мазнув взглядом по двери, за которой я прятался, он побежал вниз по лестнице. Из его квартиры выглянула девушка, такая же худая, как он сам, и тоже в очках с толстыми стёклами, помахала ему рукой и закрыла дверь. Я стоял и слушал, как стихают его шаги… Пока не понял, что они опять становятся все громче и громче. Когда очкарик снова выскочил на площадку, я вздрогнул. — Лена, — заорал он. — Я книжку забыл! Лена открыла дверь, он исчез в квартире и через минуту вылетел обратно, сжимая под мышкой полиэтиленовый пакет. Сделав два шага, он резко остановился и вскинул взгляд на дверь квартиры Бабко. Я смотрел ему прямо в лицо, боясь отойти от глазка и выдать своё присутствие. Лицо очкарика выражало непонимание. Наморщив лоб, он мялся на месте, и я чувствовал, как ему хочется подойти и проверить дверь. Он так и сделал. Подошёл, подёргал ручку и нажал звонок. Неожиданный резкий звук заставил меня вздрогнуть, а потом я подумал, что у него вполне могут быть ключи — чтобы кормить котёнка в отсутствие хозяина, — и мне стало холодно. — Что там, Костя? — тревожно спросила Лена. Очкарик помотал головой и отошёл к ступеням. — Ничего, показалось. Все, я побежал! — Больше ничего не забыл? А то я мыться буду. — Пока! На этот раз его шаги благополучно стихли внизу, а потом гулко хлопнула подъездная дверь. Я метнулся на кухню, подождал и, присев на корточки, приник к окну в левом нижнем углу. Очкарик, скорее всего, успел глянуть на окна — когда я увидел его, он открывал дверь своей иномарки. Перед тем как сесть, он опять обернулся и долго смотрел в мою сторону, но ничего подозрительного не заметил. Я подождал, пока его машина выедет со двора, и вернулся в коридор. Мне очень хотелось верить, что его Лена действительно пошла мыться, а не караулит меня за своей дверью. Справившись с замком, я подавил в себе желание броситься по лестнице со всех ног и начал тихо спускаться. Миновав три пролёта, я достал сигареты и решительно вытряхнул весь украденный мусор. На душе у меня было гадко. Я закурил и пошёл дальше. По идее, мне надо было дойти пешком до ближайшей остановки и уехать общественным транспортом. Но я доплёлся до серого БМВ и плюхнулся на сиденье, чувствуя себя абсолютно опустошённым. Мне казалось, я пробыл в квартире не больше двадцати минут, а Марголин спросил: — Тебя там что, понос пробрал? — Золотуха. — Что? — Он включил двигатель. — А-а, понял, остроумный ты наш. Мы выехали на улицу. — Что там? — Ничего. — Совсем ничего? — А что там должно быть? «Беломор» в тумбочке валяется. И кошка на кровати дрыхнет. Об оставленной на полу луже я решил не упоминать. — Опиши обстановку. Пожав плечами, я обрисовал, как мог, расположение мебели. О журналах, фотографиях и визитках говорить не стал, сам не знаю почему. Зато рассказал зачем-то об очкарике, и эта часть моего рассказа Марголину явно не понравилась. Он о чём-то глубоко задумался. — Во вчерашнем мусоре оказалась марихуана, ты был прав, — сказал он после паузы. — Очень рад. — Это уже твоё дело. Можешь хоть плакать, лишь бы работал. — Лишь бы толк был, — вяло отозвался я. — Чего? — Это мой начальник так говорил. Бывший. Остаток пути мы молчали. Марголин высадил меня там же, где подобрал три часа назад, и я потопал на остановку. Пока я ждал троллейбуса, мне показалось, что в потоке машин мелькнула знакомая мне потрёпанная иномарка. Я не успел разглядеть ни водителя, ни номеров и долго смотрел вслед удаляющейся белой крыше. Когда я вернулся в Гостинку, у ворот стоял Бабко, остальные обедали. Я забрал в дежурке свою пятнистую безрукавку и получил пачку входных билетов. — Пообедать не хочешь? — спросил Бабко. — Аппетита нет. По дороге пирожков нажрался. Он кивнул и отвернулся. Показалось, он слегка усмехается, и от этого стало не по себе. Я не мог с ним разговаривать, чувствовал перед ним какое-то смущение, что ли. Как будто раньше именно вторжение в чужую личную жизнь не было моей профессией. Обед затянулся — наверно, сегодня литром не ограничились. Мы молча простояли вместе почти два часа. Иногда Бабко косился на меня, и ухмылка нет-нет да и мелькала на его лице. Подошли другие охранники, и в этот момент приехала моя Наталья. Вчера нам удалось помириться. Я рассказывал ей о своей новой работе, ни словом не упомянув про отдел внутренней безопасности, обещал вечером заехать к ней, но сюда, сюда-то я не просил её тащиться! Господи, только её мне сейчас и не хватает! У неё было плохое зрение, но очками она пользовалась только дома, считая, что любая оправа портит её лицо. Щурясь, она растерянно оглядела выстроившихся под аркой мужиков, меня не заметила и вежливо спросила у ближайшего: — Простите, а где здесь работает Федя Браун? — Комиссар Браун? — немедленно отозвался бывший мичман. — А вон там, раскуривает свою трубку. Очень смешно! Я швырнул в сугроб окурок и пошёл ей навстречу. — Привет! А тебя здесь комиссаром называют? — Адмиралом. Чего ты приехала-то? — Тебя увидеть. А ты что, не рад? Ну-у вот, а я хотела… — Рад, конечно, рад. Но я на работе. — И что, у тебя нет свободной минутки для меня? — Послушай… — А что ты делаешь? — Как что? — Стоишь и билетами торгуешь? Это называется билетёр? А курточка тебе эта зачем? Отставной мичман явно прислушивался к нашему разговору. Я попытался отвести Наташку в сторону, но на посторонних ей было наплевать, и она продолжала засыпать меня своими дурацкими вопросами. С обычным своим невинным видом, будто специально решила меня довести! Я нагрубил ей и даже с удовлетворением отметил, как в светлых её глазах промелькнула обида. Она замолчала и опустила голову, теребя потрескавшийся ремешок сумочки. |